Читать книгу "Женщина с большой буквы Ж - Эльвира Барякина"

– Да.

– Тогда пиши еще и мемуары. Так мы сможем обнаружить истоки проблемы.

Арни как-то говорил мне, что депрессии в основном проистекают от избытка свободного времени. Похоже, он решил лечить меня трудотерапией: если я все время буду писать – мне некогда будет обдумывать свое несчастье.

А все-таки без смысла жить нельзя… Вокруг какой бы звезды мне повращаться?

– Барбара! – зову я домработницу. – Отгадай загадку: что такое – большое, светлое, вдохновляет, ободряет, освещает путь и должно присутствовать в жизни каждого человека?

Барбара – волоокая мексиканская дива – выходит из кухни.

– Холодильник?

Женщина американского кинорежиссера

[24 мая 2005 г.]

Я безумно влюблена в Кевина – режиссера и сукина сына. Безумно не потому, что ночей из-за него не сплю, а потому, что он давно и безвозвратно женат.

Кевин хорош собой. В его годы иметь крепкие зубы и скромную лысину – это большое достижение.

Мы познакомились в застрявшем гостиничном лифте. Я поднималась в номер к знакомому писателю и несла ему в подарок бутылку мартеля. А Кевин хотел скрыться у себя от журналистов. Секса у нас не было. У нас было распитие спиртных напитков в общественном месте.

Мы сидели, прислонившись друг к другу, и Кевин рассказывал, как шевалье де ла Круа-Мароне изобрел коньяк:

– Он был законченным алкоголиком. Один раз надрался до того, что ему привиделся Сатана. Дьявол захотел выпарить из него душу и кинул шевалье в чан с кипятком. Варил да приговаривал: «Так просто твою душеньку не вынешь! Тебя нужно два раза сварить!» Очухавшись, благородный мусье решил вынуть душу из вина. Перегнал его по дьявольскому рецепту два раза. Попробовал – вкусно. С тех пор коньяк так и делают.

После того случая в лифте мы с Кевином регулярно устраиваем интимные дегустации. Его жена, Сьюзан, ревнует до истерик и называет меня неудовлетворенной стервой. А я хихикаю: у меня секса не было лишь 15 месяцев, а у нее – шесть лет (насколько Кевин знает). Впрочем, тут дело не в сексе: Сьюзан обидно, что ее муж дружит со мной, а не с ней.

Совсем отказать мне от дома она не может: врага следует держать под присмотром. У них вообще все происходит под знаком «не могу»: не могу любить, не могу понять, не могу развестись, не могу видеть.

Сьюзан на всех фотографиях выглядит так, будто ее только что представили к награде. У нее тот тип лица, который всегда найдет спрос в рекламном бизнесе. В ее жизни не может быть развода. Родственники, друзья и журналисты знают, что ей нелегко с мужем, но она его не осуждает. Быть супругой творческого человека – это тяжкий крест, и Сьюзан готова нести его до конца.

Каждый день Кевин уходит в 7 утра и возвращается в 12 ночи. Каждый день Сьюзан ждет его с поджатыми губами. Он удирает в ванную, пьет там коньяк и смотрит кино по детскому DVD-плееру.

– Не живи так, – говорю я Кевину.

– Не могу.

Он трехмерен. Его первая ипостась – режиссер блокбастеров, вторая – интеллектуал, знающий цену людям и вещам, третья – человек, всем желающий добра. Кевин постоянно блуждает в этих трех соснах и никак не может из них выбраться. Что-то одно всегда противоречит другому.

Вчера Сьюзан позвонила и пригласила меня в гости – для того, чтобы Кевин остался дома.

А я что? Я пошла. И своего мопса Ронского-Понского взяла – чтоб он ей на ковер нассал.

Ронский вместо этого нюхался с их лабрадорихой. Чего нюхаться-то, спрашивается, если оба кастрированные?

Впрочем, мы с Кевиным тоже нюхаемся безо всякой надежды на счастье.

Детство (мемуары)

[1970 г.]

Мне четыре года. Я большая: с этой зимы мне повязывают шарф узлом наперед и разрешают одной ходить по квартире.

Плутать в ее сумеречных коридорах очень интересно: на стене висит полуразобранный велосипед дяди Сережи, и я восторженно кручу огромное колесо со спущенной шиной. Мне представляется, что это колесо обозрения. Если с помощью клея приделать к нему оловянных солдатиков, то… Да знаю, знаю! Папа поссорится из-за меня с дядей Сережей, и тот не позовет его смотреть телепередачу «13 стульев». А когда папа остается без «Стульев», я всегда остаюсь без компота.

В углу белым айсбергом возвышается холодильник бабы Шуры. Туда строго-настрого запрещено лазить. А я и не лажу: там все равно ничего нет, кроме половины старого батона и каких-то свечек в картонной коробке. Баба Шура их очень бережет и не использует, даже когда отключают электричество.

На прошлой неделе у нее был день рождения. Баба Шура испекла торт со сливочным кремом и выставила его на подоконник – пропитываться. Пока гости пили за здоровье именинницы, я тихонечко прокралась на кухню и навтыкала в торт бабы-Шурины свечи.

Брать спички мне не разрешали, поэтому я позвала маму:

– Пойдем! Надо зажечь свечки и сказать бабе Шуре, чтобы она их задула!

Мама неохотно оторвалась от разговора о праздничных наборах и пошла со мной на кухню.

Увидев мое произведение, мама очень ругалась (правда, шепотом, чтобы никто не услышал), потом долго залепливала кремом дырки от свечек. Про то, что случилось, она никому не сказала («а то бы гости торт есть не стали») и в тот же день купила бабе Шуре новые свечки. Только почему-то не в хозяйственном, а в аптеке.

Еще в коридоре стоит вешалка с пальто. Если на нее долго смотреть, то поймешь, что это рожа индейца. Я его боюсь и всегда прохожу мимо как можно скорее. Над ним, на верхней полке, белеет заячья шапка – это маленькое привидение, младенец-грудничок. Летать оно пока не умеет, но я знаю – скоро научится.

А под вешалкой храпит Николай Петрович, сапожник из мастерской при ЖЭКе. Он опять «нажрался» и «не донес себя до койки». Я люблю, когда он нажирается. Он тогда либо поет «Едут, едут по Берлину наши казаки», либо спит. А когда он спит, я могу безнаказанно стырить у него резиновый клей, чтобы приклеить на велосипедную шину моих солдатиков. И бог с ним, с компотом. Баба Шура обещала меня ирисками угостить.

Машина желаний

[28 мая 2005 г.]

Арни говорит, что я должна быть доброй феей:

– Вспомни себя в детстве. Ты наверняка хотела, чтобы у тебя была крестная фея, которая бы исполнила твое заветное желание. Было такое?

– Было.

Ах, по молодости я действительно нуждалась в помощи потусторонних сил. Мне очень хотелось погибнуть за правое дело: стерпеть пытки фашистов, ничего им не сказать и попасть в список пионеров-героев. Но все фашисты в нашем районе вымерли задолго до моего рождения.

– Так вот, – продолжил Арни, – представь, что ты и есть добрая фея и ты послана на землю, чтобы помогать людям. Твоя жизнь сразу же наполнится смыслом, ты обретешь душевный покой…