Читать книгу "He как у людей - Ребекка Хардиман"

— у которой и дочери-то нет! — оказывается у нее в руках, как соблазн стянуть ее становится все сильнее, и наконец Милли отчетливо понимает: она должна это сделать — и сделает.

Она оглядывается на кассу, где Майкл уже пробивает Брендану шоколадки. В последний раз их с Бренданом пути пересекались в аптеке: он покупал там крем для задницы. Вспомнив об этом, Милли подавляет смешок. Чувствуя, как влажнеет под мышками, она раскрывает потрескавшуюся на сгибах сумочку, уминает всякую всячину внутри — вышедшие из обращения монетки, окаменевшие комочки бумажных платков, древние записочки, — и сумка распахивает перед ней зияющую пасть, настойчиво требуя корма.

Желудок у Милли то подкатывает к горлу, то падает вниз. Сердце, столько дней подряд выполнявшее одну лишь унылую биологическую функцию, теперь бешено колотится в груди. Отчаянным, судорожным движением, которое она потом спишет на помутнение сознания, Милли сует открытку в сумочку.

Она переводит дыхание. С делано непринужденным видом берет еще одну открытку — на ней изображен пухлый младенец со слоном. Милли сдерживает смех.

«Может быть, Кевин и прав: я все-таки тронулась умом!» Она бросает еще один взгляд на Майкла. Тот, встретившись с ней взглядом, едва заметно кивает, и Милли хихикает — будто бы над нелепым поздравительным текстом. Милли Гогарти всегда ощущала тягу к актерскому ремеслу и до сих пор лелеет тайную надежду проявить свои таланты. На мгновение ее даже охватывает восторг от собственной дерзости, от того, с каким хладнокровным видом она стоит тут на виду у всего Дун-Лаэра, и никто не догадывается, как бешено стучит кровь у нее в ушах. Вспомнив о предстоящем ужине — вдруг придет кто-то из внуков, — Милли невозмутимо направляется к стойке с чипсами и выбирает пакетик с сыром и луком, а потом еще один, с луковыми кольцами.

Сама не своя от радости и облегчения, она ловко запрыгивает обратно в машину, заботливо пристраивает рядом на сиденье свои утренние трофеи. Ставит левую ногу на сцепление, а правую на газ, уже готовая рвануть с места и катить домой, в Маргит, — и тут слышит робкий стук в стекло.

Это Доннелли-младший, и он уже не улыбается. От внезапного страха у Милли темнеет в глазах. Она нехотя приоткрывает окно.

— Мне очень жаль, миссис Гогарти, но я вынужден попросить вас вернуться.

— Я что-то забыла?

Майкл указывает глазами на ее сумку.

— По-моему, у вас там неоплаченный товар.

Наступает молчание — долгое, многозначительное.

— Что? — переспрашивает Милли, включая заднюю передачу.

— Вот здесь. — Толстый грязный палец утыкается в сумку. Мальчишка (ему едва шестнадцать исполнилось, ровесник двойняшек, небось, первый год в старшей школе) переводит глаза с руля на сумку и обратно.

— Отец велел, если такое случится еще раз, звонить в полицию.

В полицию!

Милли старается как можно правдоподобнее изобразить смущенную улыбку в надежде сойти за безобидную рассеянную старушку. Но телесные реакции выдают ее с головой: лицо вспыхивает, на лбу под волосами выступают капельки пота. Такова печальная участь всех стариков: тело не в ладу со все еще острым умом. Прорастают опухоли, кости ломаются, стоит только поскользнуться на льду, и сердце может однажды просто отказать, как это случилось с ее Питером. А теперь вот и у самой Милли оно уже второй раз за день начинает колотиться с такой силой, что, кажется, вот-вот вырвется из груди, взмахнет крыльями, как птица, и улетит прочь.

Доннелли-младший продолжает сверлить ее взглядом. Она прижимает ладонь тыльной стороной ко лбу, словно утонченная дама из прошлого века, готовая вот-вот лишиться чувств. Сознание того, что на нее смотрят, невыносимо. И тут же в голову приходит ужасная мысль: если в дело вмешается полиция, узнает и Кевин.

Нет, Кевин ничего не должен знать.

Он и так-то давно уже принюхивается, компромат собирает — с убийственной показной нежностью, от которой у Милли кровь стынет в жилах, готовится законопатить свою бедную матушку в какое-нибудь богом забытое заведение для усохших старых овощей. Ну уж нет, Милли Гогарти не намерена доживать свои дни в компании сморщенных развалин, пускающих слюни в углу Ее любимую подругу Гретель Шихи вот так сплавили в пансионат Уильямса — рядышком, каких-нибудь пять километров по шоссе. Надо ли говорить, что Гретель там долго не протянула.

И вторая, не менее жуткая мысль: а что, если теперь и ее внуки, и соседи Фицджеральды, и весь южный Дублин — все узнают, что она воровка? Грозящий ей позор настолько ужасен, что Милли поспешно отбрасывает от себя эту мысль, заталкивает в самый дальний ящик сознания, куда уже не один год спихивает свои многочисленные неприятности — хоть это, возможно, и не самое мудрое решение.

В отчаянии она лихорадочно прикидывает, не попытаться ли симулировать какой-нибудь приступ — инсульт, например? Вроде бы что-то подобное уже выручало ее в прошлом. Но мысли в голове путаются, Милли никак не может припомнить, когда в последний раз пользовалась этой уловкой, и смутно подозревает, что именно здесь, в Дун-Лаэре.

— Мне очень жаль, — снова говорит Майкл. Несмотря на свои прыщи, он, в общем-то, недурен собой. — Если честно, я уже позвонил в полицию.

2

Звонок застает Кевина Гогарти за кружкой пива в «Медном колоколе» — одном из старейших пабов в центре города, знаменитом тем, что здесь, на крошечной импровизированной эстраде наверху, выступают восходящие звезды комического жанра. Кевин и сам много лет назад, когда мечтал о карьере эстрадного комика, как-то раз сунулся здесь к микрофону. Провалился с треском: его искрометные шутки о минетах и священниках, как ему стало очевидно позже, сильно опередили свое время. Но резная мебель красного дерева ему по-прежнему нравится, и медные пивные кружки, и вся эта обветшало-викторианская обстановка, поэтому они с Миком, его бывшим коллегой и лучшим другом, встречаются здесь в тех редких случаях, когда Кевину удается вырваться.

В преддверии рождественской недели пьяниц набился полный паб — со всей страны стянулись, чтобы налакаться. Кевин протискивается сквозь толпу к бару не меньше минуты, постоянно извиняясь и похлопывая по спинам незнакомцев, и облегченно вздыхает. Наконец-то он выбрался из дома, наконец-то увидится с Миком, а тот уж непременно угостит его свежими сплетнями об их журнале.

Бармены, как всегда, в запарке: разливают эль, стаут и сидр — по три-четыре пинты разом, принимают заказы вдоль всей длиннющей барной стойки. И как только они умудряются не накосячить — безошибочно подбивают счета, мгновенно выдают сдачу без всяких там кассовых аппаратов, смешивают ром с колой, ликер с красным, ирландский кофе,