Читать книгу "Отданная вампиру - Лея Болейн"

стянуть, и я старательно отводила взгляд от кустистых тёмных волос внизу его живота, из которых торчал его мужской орган. Член я уже видела — у коней и быков, а ещё у младших мальчишек, иногда купавшихся в деревне голышом, хоть бабы их за это и гоняли вениками. Но вот так, у взрослого, рядом стоящего мужчины — никогда.

И век бы ещё не видала!

— Я тебя приласкал, теперь твоя очередь, Ларушка. Видишь, я слово сдержал, тебя не обидел, только приятно сделал. А теперь твоя очередь, а то нечестно получается! Я тогда вообще заболеть могу, слышишь?

— Что ты хочешь? — всё плыло в голове, как в предрассветной туманной дымке, а между ног по-прежнему горело огнём странное, неудовлетворённое желание. Но попросить Аякса продолжить — просто уму невообразимо!

— Погладь меня тоже там, Ларушка… Давай, просто потрогай, осторожно… Я покажу, — он положил мою чуть влажную ладонь на свой горячий напряженный орган. Горячий… упругий, увенчанный багровой шапочкой, как у гриба, подрагивающий, будто живой. — Сожми пальцы… крепче… а теперь гладь, вот так, мне хорошо от этого будет, ты же хочешь сделать мне хорошо, ты же любишь меня, Ларушка…

Я подчинялась ему, как в каком-то забытьи. Ничего страшного или особо противного в прикосновении к этому самому главному мужскому органу не было, но меня отчего-то колотило как в лихорадке от осознания запретности собственных действий, от чувства, что я почти перешла некую незримую грань в какую-то новую, неведомую мне жизнь. И только последний вопрос Аякса вывел меня из чувственного забытья: люблю?

А любила ли я его, хоть когда-нибудь?

— Сильнее, быстрее… — шептал Аякс мне в ухо, толкаясь членом в ладонь, постанывая и дыша так, словно в одиночку всё поле вскопал. — Вот так в тебя скоро вобьюсь… будешь на весь хутор голосить, просить меня… вот так, Ларушка!

Тёплая мутная жидкость выплеснулась мне на ладонь, и я тут же торопливо отёрла о юбку эти капли.

Голосить? Просить?!

Да ещё чего!

Нет, когда он меня трогал, было, в целом, приятно, даже хотелось какого-то продолжения, хотелось… сама не знаю, чего. Но до каких-то там униженных просьб я точно никогда не опущусь!

— Невестушка моя, Ларушка! Сладкая... Надо родителям сказать, что мы сговорились, — Аякс деловито натягивал и поправлял штаны. Похлопал меня по щеке, и меня передёрнуло от снисходительности этого жеста, словно он обхаживал только что купленную кобылку. — Красавица моя! Завтра здесь же увидимся, да? Волоски-то пощипай там... приятнее будет, да и положено так, многие девки так делают! Ну, то есть... мне парни о том рассказывали! Ох, сколькому я тебя ещё научу! А потом и детки у нас пойдут, ох, как ты будешь хорошо с животом смотреться, моя, мною помеченная!

Неприятная мысль о том, скольких девок Аякс успел перевалять в амбарах тоже пришла мне в голову. Вспомнились слухи и о молодой общительной вдове Листарии, живущей на краю хутора… да много о чём ещё. Но я почему-то кивнула, злясь на саму себя. Отказывать Аяксу не было причины… дальше обычных прикосновений я точно ничего ему не позволю! Но и повторить сегодняшнее, чего уж греха таить, хотелось. Тем более — жених же он мне теперь. Суженый. Единственный, пока смерть не разлучит.

Единственный? Вот так, на всю жизнь — с ним?

Я тряхнула головой, стряхивая за спину пшеничного цвета косу. Сегодня Аякс, завтра, через год, через двадцать лет. Дети, похожие на Аякса... Этого я хотела? Так ведь положено. У всех так.

Резко захрипел конь, загоготали гуси, а палец пронзила неожиданная боль. Я опустила глаза и увидела торчащую из подушечки щепку. Вытащила, отёрла каплю крови.

Боль отрезвила.

Следовало разобраться во всём. В себе самой, прежде всего. Всё случилось так быстро!

Аякс давно ушёл, а я стояла, сжав ноги и закусывая губы… Поцелуя-то так и не дождалась. Поднесла ладонь к носу украдкой, вдохнула терпкий, ни на что не похожий запах и вдруг решилась.

Бабка, которая меня вместо матери растила, поговаривали, колдовать умела, даже в заповедный Червонный лес ходила, за болотную топь. И меня учила помаленьку — не колдовству, конечно, но погадать-то я на жениха могу? Через неделю праздник Гореслава будет, на него завсегда гадают… Говорят, можно на многие вопросы ответы получить.

Я огляделась, убедилась, что вокруг нет никого и украдкой лизнула ладонь, которой четвертью ранее ласкала своего потерявшего терпение жениха.

Глава 2. Бабкино гаданье

Неделя пронеслась стремительно, но при этом казалось более насыщенной, чем все мои предыдущие восемнадцать лет жизни, и одновременно — слегка безумной. Утром я, как и всегда, вставала с рассветом, хлопотала по дому, помогала отцу с птицей и скотиной — он держал свою мясную лавку, но продавцом в ней с недавних пор сидел его молодой помощник. В стирке, глажке, уборке мне помогала сноровистая лоя Мирта, очень активная и общительная особа лет сорока с пышной аппетитной фигуркой. Иногда мне казалось, что отец взял именно её к нам с умыслом — уж больно часто добровольно задерживалась у нас смешливая лоя… Что тут скажешь, вдовец имел право на определённые вольности, которые, впрочем, служитель Олав осудил бы так же резко и непримиримо, как и те шалости, которые мы позволяли себе с Аяксом.

Отец, как и ожидалось, радушно дал добро на свадьбу, пожурив для приличия за поспешность, но я-то видела, как он доволен. Как же, лой Фортенайт удачно сбыл с рук единственную дочку, передал её в хорошую семью — родители Аякса, владельцы маленькой, но известной на всю округу швейной мануфактуры, на всём хуторе были на хорошем счету. Потихоньку стали готовиться к свадьбе — не через две недели, конечно, через месяц, но всё же — иные-то в женихах да невестах и по полгода ходят! Я села шить брачную хорхиву — украшенную бисером и вышивкой серебристую накидку, в которой невесту ведёт к брачному камню отец или любой другой достопочтенный лой, принадлежащий семье. Не торопясь, стала собирать вещи в сундуки и короба, как заведено — юная лойми, становясь замужней лоей, уходит из родительского гнезда строить своё собственное. Дел хватало, а ещё каждый день, обычно около полудня, когда отец шёл проверять свою лавку, я встречалась в амбаре с Аяксом, подчиняясь его всё разрастающемуся желанию трогать меня и быть ласкаемым мной.

Аякс не посягал на мою девственность, очевидно, полагая,