Читать книгу "Нас тонуть не учили - Анатолий Владимирович Хвойницкий"

трудно, к горлу подкатил горький ком, на лбу капли пота выступили, он опёрся о стену коридора. Постоял минуту, пока боль отпустила сердце, и, придя в себя, покинул барак.

В ту ночь не спал майор, перед глазами жена и сын стояли. Ваньке его столько же, сколько и этому мальчику было. И похожи они. Там, в общежитии, Антона на руки взял, а внутри всё перевернулось. Запах ребёнка, руки его на своей шее помнил. Пятнадцать лет прошло, когда вот также сына на руках держал. Думал, в душе всё умерло. Нет! Вернулось!.. Ванька, сынок!..

Перед самой войной его на западную границу служить направили, к месту службы с семьёй прибыл. А через неделю, 22 июня 1941 года, при первом авианалёте казарму, где семьи офицеров жили, бомбой накрыло, под развалинами все остались, и сын, и жена его. Андрей дозоры проверял, бой на границе принял. Бог сберёг его тогда, чтобы потом мстил за семью. Когда их к заставе прижали, сам всё увидел и простился с семьёй, хотя хоронить было некого и некогда. С ненавистью четыре года жил, ненависть эта и берегла его. С немцем сполна рассчитался, а вот боль потери не отпускает до сих пор.

После той встречи с мальчиком майор Скрябин после службы каждый день по вечерам приходил в общежитие к Антону, они подружились. Мальчишка привязался к дяде Андрею. Соседки шутить стали.

— Смотри, Вера, у тебя уже и сын приёмный, и жених военный!

— Что вы языком мелете, Андрей Николаевич мне в отцы годится, просто привязался он к Антошке, только жалко его! Не отдадут ему ребёнка!

Действительно, Скрябин не раз заводил разговор об Антоне, усыновить его хотел, с собой забрать. Последний месяц в гарнизоне дослуживал, демобилизации подлежал, мать в Смоленске его дожидалась, вот и хотел к ней с Антоном приехать. Вера объясняла, что у Антошки брат есть, нельзя их разлучать. Андрей Николаевич не раз в горисполком ходил, в разные инстанции обращался. Кого-то просил, кого-то убеждал, но один он, семьи нет. Не отдадут ему ребёнка на воспитание. Жалели, сочувствовали, но есть закон, товарищ майор, и мы бессильны помочь.

Перед отъездом пришёл Андрей Николаевич проститься, тяжёлым расставание было. Но не мог не прийти. Антон понял, что больше не увидит дядю Андрея, плакать стал. И у этого сурового и сильного человека слёзы на глазах стояли. Соседки Веры, глядя на них, сами украдкой слёзы утирали. А может, и лучше было бы, если б мальчика майору отдали, все равно в детский дом заберут. А так хоть отец нормальный у Антона был бы!.. Но не пробил стену чёрствости чиновников майор Скрябин, не на его стороне закон, один уехал с болью в сердце.

Через некоторое время Антона направили на временное содержание и воспитание в детский приёмник. Из ближайших родственников в семью брать его никто не пожелал. О той поре у Антона остались лишь отрывочные картинки.

Куда деть ребёнка и как определиться с ним в дальнейшем, решали долго. И через год направили в детский дом в Кобрине, на полное государственное обеспечение. Доставить его туда обязали отца, на этом его роль в воспитании сына и закончилась.

Первая фотография? Это Антон запомнил хорошо. Долго они с отцом ехали на автобусе, Антон уставился в окно и смотрел на огромные ели и сосны, плотно обступившие дорогу. Колёса старого автобуса неторопливо поглощали километры пути. Антон вспоминал дядю Андрея, и слёзы наворачивались на глаза мальчика. Отец его слёзы по-своему понял.

— Не плачь, сынок, в детском доме тебе хорошо будет, там детей много, сыт, одет будешь! — потом, устроившись поудобней, проспал всю дорогу.

Через три часа въехали в незнакомый город. В грязном привокзальном буфете перекусили. И двинулись искать детский дом, а по дороге зашли в небольшое фотоателье. Старый еврей принял их с улыбкой.

— Наш юный друг желает иметь фото? Прелестный мальчик, Вы получите лучшую фотографию в своей жизни! — фотограф расплывался в любезностях.

Насколько она будет лучшей, малышу не понятно, но то, что она первая в жизни у Антошки — это точно. (Она и была единственной фотографией с детских лет Антона, и нашёл он её через двадцать пять лет совершенно случайно.)

Старый еврей был настоящим художником, он долго колдовал над мальчиком, выбирая ракурс, тень и место. Наконец Антона поставили на стул и попросили смотреть на огромный тёмный фотоаппарат, уверяя, что оттуда вылетит птичка. Но пока мастер возвращался к аппарату, мальчишка поворачивался к нему спиной — на стене, было изображено море, а в небе летали лебеди, они и отвлекали Антона. Птичка как раз не спереди у него, как дядя говорил, а за спиной, вот он и вертелся.

Промучившись с этим непоседой, старый еврей всё-таки добился своего, но для этого ему пришлось пожертвовать яблоком. Огромное яблоко на какое-то время отвлекло внимание мальчика, и этим воспользовался фотограф.

Пока фотография была в производстве, он с отцом гулял по городу. И всё это время Антон грыз яблоко, оно было огромным и очень вкусным. Отец купил ему мороженое, первый раз в жизни он испытал такое наслаждение. Яблоко и мороженое стали его любимыми лакомствами.

А потом мужчина привёл сына в детский дом. Суетясь, отдал встретившим его женщинам документы на ребёнка и, торопясь, попрощался. В глаза ни ребёнку, ни сотрудникам смотреть не мог или не хотел. Уходил за ворота детского дома каким-то сжавшимся и жалким. Сбыл и сбежал. Мальчик долго смотрел ему вслед, а потом рванул вперёд и в истерике закричал.

— Папка! Па-п-ка! Не уходи!..

Стоявшая рядом с ним одна из женщин не выдержала, всхлипнула и прижала мальчика к себе.

После крика ребёнка мужчина вздрогнул и замер, а потом, не оборачиваясь, быстрым шагом засеменил к воротам. Железная калитка за ним с оглушительным скрежетом закрылась, обрывая и настоящее, и прошлое.

И пропал родитель на долгие годы…

Новый дом

Военное лихолетье оставило деревянные постройки детского дома в целости. И это было чудо, всё кругом сгорело, а два деревянных строения уцелели.

Здания из круглых брёвен казались Антону огромными. Прибывшего малыша определили в младшую группу. Новая обстановка, новые люди и сверстники — всё было интересно. Антон стал знакомиться с окружающим миром, на ближайшие годы это будут его дом и жизнь.

В детдоме был сад, по детским меркам — большой. А в сентябре он ещё хранил на ветвях и яблоки, и груши, они-то и притягивали малышей. Кормили детей нормально,