Читать книгу "И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные - Лея Давидовна Любомирская"

раскладывает по мешкам, а раз в неделю приезжает человек на грузовичке и все забирает, дона Санча его не видит, он рассчитывается с внучкой. В хорошую неделю дона Санча зарабатывает около ста евро, да пенсия ей приходит из Бразилии, да внучка по вторникам и четвергам метет и моет парадную и лестницу, им хватает, дона Санча даже откладывает немножко на черный день, когда уже не сможет работать.

Добрый день, дона Санча, говорим мы, дона Санча как раз нырнула в ящик за чем-то металлическим, поэтому голос ее звучит странно, гулко и натужно, добрый день, дети, с Валентином вас! И вас также, отвечаем мы и, развернувшись, сталкиваемся с сеньором Пинту. Сеньору Пинту недавно исполнилось шестьдесят пять, но выглядит он старше. Маленький, изможденный, желтоватый. Сломанный нос уныло смотрит куда-то вбок. В молодости сеньор Пинту воевал в Анголе и Мозамбике, попал в плен, чудом спасся, и с тех пор его мучают ночные кошмары и приступы малярии. Кроме этого, он потерял голос, когда звал на помощь, и вот уже сорок лет только сипит и скрежещет. Сеньор Пинту давно уже не работает, получает маленькую пенсию. Как и дона Санча, он ищет по ящикам металлический лом, но не продает его, а делает кораблики и танки и два раза в день в любую погоду ходит в собачий приют и выводит на прогулку одышливую рыжую суку, похожую на потертый фибровый чемоданчик. У суки тоже нет голоса, она даже сипеть не умеет, но она так радуется сеньору Пинту, так молотит коротким хвостом, так таращит круглые желтые глаза, что сеньор Пинту всякий раз чуть не плачет и обещает себе забрать рыжую суку из приюта домой.

Дона Санча выбирается из ящика с чем-то, похожим на заднюю стенку от холодильника. Стенка хорошая, металлическая, дона Санча довольна. Простите, сипит сеньор Пинту, вы не одолжите мне вашу палку? Мне тоже надо что-то поискать. С высоты своих двух метров дона Санча смотрит на маленького сеньора Пинту. Что-что? спрашивает она. Палку, вы не одолжите мне вашу палку? Дона Санча хмурит брови. В последнее время она стала хуже слышать, и это ее беспокоит. Палку! Палку! клокочет сеньор Пинту и топает ногами. Мне всего на минуту нужна ваша палка! Маленькая рыжая сука яростно бросается на дону Санчу и беззвучно на нее лает, широко разевая красную пасть. Дона Санча смотрит на них с огромным изумлением, хочет что-то сказать, но тут ее свинцовое лицо странно вздрагивает, идет трещинами, и она заливисто хохочет.

Что-то случилось. Мы замерли, не доходя до дома, сеньор Пинту прекратил топать ногами, и даже рыжая сука захлопнула пасть. Дона Санча хохочет, и вместе с нею хохочет весь мир. Незло, не в насмешку, а так, от удовольствия, просто он нам всем рад. Может быть, нерешительно сипит сеньор Пинту, когда дона Санча останавливается, чтобы вздохнуть, может быть, вы окажете мне честь и выпьете со мной кофе? С удовольствием, говорит дона Санча, посмеиваясь. Почему-то это она расслышала, кто ее знает, почему. Рыжая сука, похожая на потертый фибровый чемоданчик, таращит круглые желтые глаза и восторженно молотит коротким хвостом.

Ковер

Вернувшись домой раньше обычного, жена горного инженера Эдварда Эриксена обнаружила, что ее супруг в одних носках играет на ковре в гостиной в детскую железную дорогу с соседом-англичанином Ричардом Тейлором. Ну хорошо, в носках, говорила потом жена горного инженера своей подруге Рите Ферру, нервно прикуривая сигарету от сигареты, хорошо, с Ричардом. Но на ковре моей бабушки?! Нет, ты только представь, на ковре моей бабушки! Рита понимающе кивала, подливала жене горного инженера бренди и думала, что вот досада, столько времени убито на англичанина Ричарда Тейлора, столько сил потрачено, а можно было обойтись носками и детской игрушкой.

Вернувшись домой раньше обычного, горный инженер Эдвард Эриксен обнаружил, что его супруга вывезла из дома все, включая мебель и троих детей, Сару, Дору и маленького Эрика, оставив в пустом доме только поруганный ковер, детскую железную дорогу и нераспечатанную пару ядовито-зеленых шелковых носков. Ну хорошо, уехала и уехала, говорил потом горный инженер соседу-англичанину Ричарду Тейлору, вещи забрала, понимаю. Но увезти детей?! Ты только представь, всех детей увезла, и никто не знает куда! И как я их теперь найду? Ричард сочувственно кивал, гладил горного инженера по лысеющей голове и думал, вот и славно, давно пора. Ричард Тейлор не любил детей Эдварда Эриксена, он подозревал, что именно Сара, Дора и маленький Эрик выпустили из террариума его игуану по имени Бартлеби-Смит.

Вернувшись домой раньше обычного, англичанин Ричард Тейлор обнаружил, что его сосед, горный инженер Эдвард Эриксен, издал автобиографический роман, в котором честно и мужественно описал их отношения, включая игры в детскую железную дорогу на ковре в одних носках. Ну хорошо, написал, жаловался потом Ричард Тейлор приходящей служанке Лизиане, но он ведь даже имена не изменил! Вы представляете, Лизиана?! Я теперь из дому выйти не могу, а у меня друзья, работа! Лизиана вытирала пыль с секретера и думала, что надо бы выучить английский, а то неловко как-то, вон, сеньор Рикарду такой взволнованный, а она не понимает ни слова, а вдруг он говорит, что полюбил ее и хочет на ней жениться?

Вернувшись домой раньше обычного, бабушка жены горного инженера Эдварда Эриксена обнаружила на своем пороге игуану по имени Бартлеби-Смит. Ну, это уж совсем никуда, сказала старая дама и погрозила игуане худым пальцем с длинным кривым ногтем. Это уже совсем ни в какие ворота! Я тут ни при чем, торопливо сказал Бартлеби-Смит. Они сами все устроили и запутали. И ты им совсем никак в этом не помог, ехидно заметила бабушка жены горного инженера. Бартлеби-Смит демонстративно надулся и промолчал. То-то, вздохнула старая дама, открывая дверь и впуская игуану. А исправлять, как всегда, бабушке.

Вернувшись позже обычного на съемную квартиру, жена горного инженера Эдварда Эриксена обнаружила, что в гостиной на голом полу сидят и играют в детскую железную дорогу ее дочери Сара и Дора, а маленький Эрик спит, свернувшись калачиком, на руках у горного инженера. У окна сосед-англичанин Ричард Тейлор что-то шепчет на ухо подруге Рите Ферру и целует ей кончики пальцев. Жене горного инженера показалось, что в этой картине что-то не так, но она никак не могла сообразить, что именно, поэтому налила себе бренди, закурила и уселась на диван.

А кому Лизиану, ревниво спросил игуана Бартлеби-Смит у бабушки жены горного инженера Эдварда Эриксена. Тебе отдам, ответила старая дама. Только пусть она мне вначале ковер почистит, а то на него взглянуть страшно, такое ощущение, что они по нему поезда пускали.

Бабушка

А без призрака, говорит Маргарида, такая квартира изрядно бы стоила. Прямо-таки преизряднейше. Иву не знает, много это или мало – изрядно, но, если Маргарида говорит, значит, так оно и есть, Маргарида точно не врет, Иву поначалу все пытался ее подловить, но так и не сумел. Из-ряд-но, повторяет Маргарида, пока они разбирают вещи, и Иву согласно кивает, а призрак не обращает на них никакого внимания и быстро-быстро вяжет что-то невидимое, недовольно звеня спицами.

…ну что же это такое, дона Изабел, барышня, поправляет хозяйка, сердито тряся подсиненными кудряшками, барышня Изабел, да, конечно, простите, но почему вы не сказали, что он настоящий, я сказала, вы просто сказали – призрак, я думала, по ночам что-то завывает или там пол скрипит, но он же настоящий, сидит в кресле, вяжет, конечно, настоящий, я предупреждала, а зачем он здесь, что значит, зачем, что за вопросы вы задаете, сеньора… сеньора, просто Маргарида, пожалуйста, густо накрашенный морщинистый ротик барышни Изабел похож на оскорбленную лиловую изюмину, на лице у нее неодобрение, что еще за новости, просто Маргарида, подумать только, и ребенка, поди, этому же учит, и где, интересно, этого ребенка отец, призрак ей не нравится, а сама-то…

А этот призрак, он кого, спрашивает Иву, наливая себе лимонад из кувшина в большую Маргаридину кружку. Чего кого, удивляется Маргарида. То есть чей, исправляется Иву и пододвигает к себе сахарницу, в смысле, кто он был, когда еще был не призрак? Бабушка, внезапно каркает призрак из кресла, и размешивающий сахар Иву с грохотом роняет кружку на пол.