Читать книгу "По ту сторону лета - Одри Дивон"

Первое, чем я перестала заниматься, — это, разумеется, секс. Намного раньше, чем бросила ходить в спортзал. Не было у меня таланта к этому делу, от чего немало страдал Жорж. Он не жалел усилий, чтобы обратить меня в свою веру, дважды в неделю возобновляя попытки. За тридцать три года совместной жизни выходит три тысячи четыреста тридцать два раза. Никто не скажет, что этот человек легко отказывался от задуманного. О том, что у него на уме, я догадывалась заранее. Он начинал издалека, словно вынюхивал добычу. Мы лежали в постели и смотрели какую-нибудь передачу, и в какой-то момент я вдруг чувствовала, что он больше не следит за развитием сюжета. Первой — на разведку — он высылал ногу. Волосатую, с толстыми ногтями. Она неуклюже ползла по моей щиколотке, заодно царапая ее. Затем в движение приходило все его тело, сантиметр за сантиметром придвигавшееся к моему. Руками он оглаживал меня — от бедер до груди. Не знаю, что уж он там себе воображал, но он жмурил глаза и начинал дышать с присвистом. Я видела, как под простыней напрягалась его плоть. В такие минуты ты твердила себе: все, попалась, бедняжка Эжени, и деваться тебе некуда. И я складывала оружие. Увеличивала громкость телевизора, молясь в душе, чтобы дочь ничего не услышала, и позволяла ему взгромоздиться на себя.

Я ни разу не посмела ему признаться, но проблема заключалась в том, что, едва оказавшись нагишом в его объятиях, я не могла отделаться от ощущения, что ломаю комедию. Мне никак не удавалось сосредоточиться, чтобы все выглядело более или менее достоверно. Хватало повисшей у него на носу капельки пота — Жорж вообще потливый, — чтобы я полностью отстранялась от происходящего. Упадет на меня эта капля или нет — вот и все, что поглощало мои мысли. Я лежала трупом и позволяла ему прыгать на себе, не принимая никакого участия в процессе. Лежала и терпеливо ждала, когда чудовище насытится. Его крупное лицо, искажаемое гримасами и постепенно приобретавшее багровый оттенок, казалось мне уродливой карнавальной маской. В последние годы нашего брака Жорж предпочитал переворачивать меня на живот, — мы уже не могли смотреть друг другу в глаза. Отчуждение между нами достигло такой степени, что даже несколько минут, проведенных нос к носу, сделались невыносимыми. Так что мне даже не пришлось ему намекать, что пора завязывать с этим делом. Он сам перенес внимание на других женщин, навсегда освободив меня от тяжести своей туши.

Но, если любовница оказывает вам услугу, это еще не значит, что вы должны включить ее в круг друзей. Конечно, я догадывалась, что он шляется на стороне. Невеселая доля — быть обманутой женой. Я вешала в шкаф его пиджак, и меня обдавало едва уловимым ароматом духов. Запах притворялся несуществующим, но я чуяла его помимо собственной воли. И вздрагивала как от булавочного укола. Мне было больно думать, что, щадя меня, он за моей спиной обсуждает мое поведение: «Понимаешь, сейчас я никак не могу ее оставить. Она не совсем в себе. Боюсь, как бы не наделала глупостей». Наверное, Жорж пользовался мною как предлогом, чтобы избегать серьезных отношений с женщинами. Порой мне казалось, что я — тот камень, на котором он возводил постройки своих романов. Не злиться на него было трудно, даже если я все понимала. Как много унижений тебе пришлось снести? Как будто он плевал тебе в лицо и при этом мило улыбался, чтобы ты не жаловалась. Частенько тебе хотелось его убить, пару раз ты его действительно чуть не убила, и никто не смеет тебя в этом упрекать. Я молча копила обиды и вообще перестала с ним разговаривать — из опасения, что, стоит мне открыть рот, и я больше не смогу держать их в себе. Мелкой ссорой дело не обойдется, уж это я знала. Если начнется буря, она сметет на своем пути все.

Хуже всего было, когда мы садились ужинать. В эти минуты становилось особенно очевидно, что нам нечего сказать друг другу. Я даже сняла со стены на кухне большие часы — под тем предлогом, что они отстают, — хотя на самом деле просто больше не могла выносить агрессивное тиканье и бег по циферблату секундной стрелки. Сидеть и слушать, как утекает время, — нет, это было выше моих сил. Тогда Жорж, чтобы заполнить пустоту, стал включать радио. В основном новости. Диктор бесцветным голосом рассказывал о всяких ужасах. Покушение в Палестине. Межэтнический конфликт в Судане. По карте мира струились реки крови. А Жорж как ни в чем не бывало сидел и жевал бифштекс. Далекие катастрофы помогали поддерживать иллюзию, что у нас зато все хорошо.

Как-то в четверг, это было в сентябре, Жорж спросил, собираюсь ли я на выходные в деревню, к его сестре. В Нормандии лило не переставая.

Я как наяву увидела Жюстину — сидит перед камином и часами напролет рассказывает нам о недавно прочитанной книге, которая так ее потрясла. И Фредерика, ее мужа, погруженного в собственные мысли. И ужин, в котором, как в зеркале, отражается наша собственная семейная жизнь.

— Нет, — ответила я.

— Что значит «нет»? Мы же договорились! Она готовилась!

— Брось, Жорж. Скажешь тоже — «готовилась!» Велела Марии постелить белье в комнате для гостей, всего-то и хлопот. Переживет как-нибудь.

— Но почему ты не хочешь ехать? Что случилось? Вы что, поссорились с Жюстиной?

— Я никогда не ссорюсь с Жюстиной. Просто хочу остаться дома.

Я видела, как побледнело его лицо, и поняла, что настал решающий миг.

— Ты можешь объяснить, что у тебя тут за неотложные дела? В телевизор пялиться? Так ты его и там насмотришься! Мне все это надоело, Эжени! Мне это все осточертело! Сколько можно безвылазно торчать в квартире? Ты никого не желаешь видеть. А я так больше не могу! Мне обрыдло сидеть с тобой и подыхать со скуки!

Прямо посреди нашей гостиной только что разорвалась бомба. Буря в конце концов грянула, и все разлетелось в клочья. Он сказал, что с него довольно лжи и лицемерия. Что дальше так продолжаться не может. Мы только мучаем друг друга. Он встретил женщину и хочет жить с ней. Я не протестовала. Еще он сказал, что так будет лучше для всех. Что я не живу, а гнию заживо. Что между нами давно нет ничего общего. Что он устал натыкаться в постели на мою спину. Что ни один мужчина не способен жить со статуей — холодной, равнодушной и угрюмой. Он добавил еще что-то обидное, но я уже потеряла способность к восприятию. Под конец, когда ураганом смело остатки нашего общего существования и не осталось совсем ничего, он вдруг посмотрел на меня с такой печалью, что меня проняло. Я даже заплакала — позже, запершись в ванной, вспоминая этот взгляд побитой собаки.

2

Бетти постучала ко мне в дверь — сказать, что я опаздываю. Бетти — низенькая филиппинка с круглой, как шар, головой. Она носит фартук в бело-синюю полоску и умеет бесшумно передвигаться. Ей пришлось бросить семью и в поисках работы переехать во Францию. Три года назад от сердечного приступа умер ее муж, и теперь она должна одна кормить четверых детей, которых, может быть, больше никогда не увидит и которые пишут ей только затем, чтобы потребовать выслать еще денег. Она мне нравится. Я считаю, нам обеим в жизни не повезло, и мне плевать, что наши несчастья несопоставимы. Какая разница, если результат и в том и в другом случае одинаково плачевный. Она молится, я смотрю телевизор. У каждого своя религия.