Читать книгу "Местное время – любовь - Елена Николаевна Ронина"

поняла, за меня или за них, но он тоже пирожные не ел. Наплевать. Мне было вкусно, комфортно. Чудо как хорошо!

– Сереж, ты чего все время в сумке роешься?

– Подожди…

– Что-нибудь случилось?

– Лена!!!

Поняла, нужно заткнуться, пока не обругали. Зная своего мужа, я догадывалась, что что-то не так, что-то случилось. Но спрашивать было бесполезно, он уже разнервничался настолько, что даже разговаривать не мог. Мы возвращались на метро, день клонился к закату. Все здорово, впечатлений море. Наконец-то я поднялась на Эйфелеву башню. Не скажу, что это самое яркое впечатление от Парижа. Но символ все-таки. Посетить нужно. Галку поставили. Но часть пути на башню пришлось проделать пешком, устали как собаки. Зато после этого восхождения нам даже разрешили в какой-то жуткой кафешке посидеть, а заодно и съесть пиццу. Правда, одну на всех. Да и ладно, впереди еще «комплексный обед» на ужин. Ноги гудели, как хорошо, что сейчас прямиком в номер, в наш гамак.

Господи, да что с моим мужем-то происходит?! Посерел прямо весь и вещи из своей сумки начал на скамейку вытряхивать.

– Лена, я, по-моему, кошелек потерял…

Тут уж и я начала сереть. Деньги у нас все хранились у Сережи. Причем совсем все. За гостиницу мы еще не платили, а после Парижа я собиралась ехать в Ганновер на медицинскую выставку, и на эту поездку деньги в том же кошельке. Действительно, увидеть Париж и умереть… теперь уже от голода.

Тут уже и немцы поняли, что у нас что-то стряслось.

– Сережа потерял кошелек.

– Какая неприятность. А денег много было?

– Много.

Ну как людям объяснить, что денег не просто много, а все? И больше нет вообще ничего. Заикаясь, начинаю рассказывать.

– Подождите, ну вы же в сейф что-то клали?

– Нет…

– У Елены, в ее кошельке?

– Все было у Сергея.

Чувствую, не понимают. Да мы и сами не понимаем, почему так произошло. Начинаем лихорадочно соображать, что делать дальше, как выходить из этой ситуации. А ведь не зря наши спутники такие экономные и нас к этому приучали. Глядишь, и не умрем с голоду: что-то у них займем, на поездку в Ганновер денег попрошу у врача, с которым в Германии встречаюсь. Еще есть время ему позвонить.

– Подождите, давайте все-таки разберемся. Сергей, когда ты в последний раз видел этот кошелек? В кафе? Точно помнишь? Ну да, ты же расплачивался… А в метро как входил? Ай, ну да, в метро же я билеты покупал. – Густав пытается проанализировать ситуацию.

– Знаете, давайте-кa вернемся в кафе. А вдруг ты кошелек просто уронил, и он спокойно лежит под стулом и ждет нашего возвращения?

– С пятью тысячами-то? Вряд ли. Мы в фантастические истории не верим.

– Все, поехали. Нет, так нет. А вдруг!

Едем обратно, настроения никакого. Каждый в душе ищет виноватого. Немцы удивляются нашей халатности. Я – своему мужу. Он находится в прострации. Минут через сорок добираемся до места. Входим в кафе. За нашим столиком сидят уже совершенно другие люди и с очевидным удовольствием уминают пиццу. Сережа лезет под стол, безусловно, вызывая удивление у народа. Ничего! Как и предполагали!

– Все-таки надо на всякий случай спросить у бармена. А вдруг кто-нибудь нашел и отдал? – неуверенно предполагает Рената. Святая простота! Нашел и отдал! Даже предположить такое и то умудриться надо, не то что вслух сказать. Тем не менее Сережа, как зомби, на негнущихся ногах идет к бармену. Мы издалека видим, что они о чем-то говорят. И вдруг! В руках бармена я вижу наш кошелек. Нет, этого не может быть! Наверное, он пустой. Сережа отходит в сторону и проверяет, все забрали из кошелька или нет. Деньги все на месте! До последнего пфеннига… Сережа тут же возвращается назад и, достав из кошелька какие-то деньги, отдает их в благодарность бармену.

Потом мы пытались выяснить, сколько отдал, – Сережа вспомнить уже не мог. Да это уже неважно. Нам вернули наши деньги. Почему это произошло, осталось загадкой. Французы очень честные люди? Это вряд ли. Мы им понравились или нас сочли настолько бедными, что пожалели? Или питают симпатию к русским? (Не к немцам – это точно, во Франции немцев, мягко говоря, недолюбливают.) Не знаю, не знаю… Мне все-таки кажется, что кошелек нашли в чьем-то присутствии и очень много людей это видели. Думаю, это самая вероятная причина, хотя версии высказываются и по сей день. Но главное – это результат. Мы с деньгами, мы в Париже, праздник продолжается!

Очумевшие от счастья, мы наконец-то доехали до нашей гостиницы и упали в наш гамак. Нам нужен был отдых, чтобы осознать случившееся, и время, чтобы придумать, как правильно прятать деньги дальше.

Вечером мы уже идем не в дешевый ресторан, а в хороший. И первым делом заказываем шампанское! Сегодня не экономим, сегодня мы гуляем! Будет и фуа-гра, и ассорти французских сыров, и замковое вино.

Париж еще раз доказал нам свою непохожесть на все другие города. Доказал нам, что это город, где случаются чудеса, – большие и маленькие. Нужно просто приехать сюда с близким по духу человеком, и Париж повернется навстречу, одарит теплыми воспоминаниями на всю жизнь. Уж мы-то с мужем эту поездку теперь никогда не забудем. На это есть еще одна причина…

Сережа открывает шампанское, пробка с силой вылетает из бутылки и падает прямиком в бокал.

– Так, чей бокал? Рената, твой?

– Нет, это Сергея.

– Уверена? А ты знаешь, есть такая примета, если пробка попадает в бокал, это к прибыли. А уж если пробка от шампанского, то это прибавление – к ребенку!

– Сергей, значит, у тебя будет ребенок. Бокал не мой, это точно твой!

– Интересно, кто это родит моему мужу ребенка? Уж точно не я!

Мы все веселимся, у нас прекрасное настроение, и даже эта больная тема для обеих пар не заставляет нас грустить. У Бахеров детей совсем нет, а у нас с Сергеем нет общих. И, несмотря на все усилия, пока и не предвидится. Но сегодня не о том. Мы пьем вино, вкусно едим, потом полночи гуляем по Монмартру. Уже под утро с Ренатой у какой-то африканки заплетаем себе по косичке. Мы счастливы. И ведь очень редко бывает, когда счастье ощущаешь прямо в этот самый момент. Обычно оно приходит с воспоминанием о чем-то. А мы счастливы прямо сейчас.

Навстречу нам идет большая компания. Вдруг один парень, наш ровесник, останавливается, подходит к Ренате, берет ее за руки и начинает что-то быстро говорить по-французски. Потом обнимает, целует в губы, и компания уходит. Мы остаемся стоять с раскрытыми ртами. Что он ей говорил, почему поцеловал? Почему ее, а не, допустим, меня? Опять загадка, опять маленькое чудо, от которого Рената потом долго не могла отойти, все ходила и глупо улыбалась.

А для меня в этом городе произошло самое невероятное, самое долгожданное чудо в моей жизни. Почему для меня? Для нас! Для нашей семьи! Мы привезли из Парижа нашего долгожданного Павлика. Действительно, тот бокал оказался Сережиным, и мы еще раз убедились, что в Париже сбываются все мечты, все надежды. Но обязательно нужно туда ехать с человеком, которого по-настоящему любишь, с которым ты – единое целое. А если уверенности нет, то этот город поможет разобраться и в себе, и в партнере, и в ваших отношениях. Я видела людей в самолете, летящих из Парижа, которым нечего было сказать друг другу, которые, кроме раздражения, не вызывали друг у друга никаких чувств. Нас же Париж соединил навеки, еще раз доказав, что, может, мы и разные, но нам хорошо вместе. В музее Д’Орсе мы восхищались одними картинами, восторг вызывали одни и те же улицы и бульвары этого дивного города.

Увидеть Париж и умереть. Да! Но только от счастья!

По ленинским местам, или Неделя имени меня

Сверху это очень напоминает бархатную бумагу. Как будто кто-то взял ее и измял. Она лежит в причудливых изгибах и изломах, с выпуклостями и вмятинами. И цвет, главное, цвет! Он такой глубокий малахитовый и очень насыщенный. Никогда такого не видела. Но вот уже вдали показалось Женевское озеро, и я понимаю, что никакая это не бархатная бумага, это Швейцарские Альпы, а я лечу в самолете, смотрю в окно и через двадцать минут буду в Женеве. Поверить в это пока не могу, поэтому все-таки горы остаются для меня очень красиво и эстетично скомканной бархатной бумагой, а Женевское озеро – маленькой лужей. Неужели это все-таки я, и я опять в самолете и лечу за границу?

Да, нельзя детей рожать в преклонном возрасте. Все-таки это выбивает. Шутка ли, родить почти в тридцать шесть лет! Да еще через четырнадцать лет после первого ребенка! А ведь казалось, ну что тут такого?! Тридцать шесть –