Читать книгу "Волк: лихие 90-е - Никита Киров"

красная восьмёрка. Рядом с ней несколько парней, которые сидели на скамейке с тёмными бутылочками. Местное пивзаводское. Только пивзавод тогда был процветающим заведением.

В машине играла магнитола, и эту песню я помнил. Я же тогда даже слушал эту группу.

«Домой, пора домой», напевал Юра Клинских из Сектора Газа.

Какой это был год? Парни в спортивных штанах, загорелые, причёски короткие, курили все.

Чуть дальше магазин под названием «Ксюша». Обычный домик из брёвен, у которого сделали дверь во внешней стене. Она открыта, на входе висел белый тюль от мух. Если я правильно помню, купить можно многое, если у тебя есть деньги. Правда, обычно их нет. Как говорится, если ничего не покупать, то цены хорошие.

Рядом со входом в магазин шла другая коммерция. На одной табуретке сидела бабушка, на другой, которая стояла перед ней, было три стакана жареных семечек, разного размера.

Бабушка с трудом переносила жару, обмахивалась газеткой. Это что, баба Настя? Но она же умерла в конце 90-х. Как это возможно?

Остановился, пытаясь всё это понять. Но я же помнил это место, ведь я жил здесь раньше. И песня Сектора Газа очень идеально попадала в ситуацию. Ведь я же учился в другом городе, но приехал на каникулы. Попал домой.

Прогудел гудок. Это не поезд, мимо проехал МАЗ, поднимая целую тучу пыли. Улицы при Союзе здесь были покрыты асфальтом, но от него почти не осталось ничего, только ямы. Никто давно не ремонтировал эти дороги.

МАЗ ревел, он был нагружен полностью, прицеп забит под завязку. Позади торчали куски металла, огромные катушки медной проволоки и даже нечто, похожее на разрезанный корпус самолёта. Сигналил мне водитель, дядя Вася, пожилой мужик с усами. Он поприветствовал меня поднятой рукой, я машинально кивнул в ответ.

Дядя Вася — бывший учитель истории, но вместо уроков он возил цветмет в Китай на своём МАЗе. Местные алкаши обшаривали все помойки, чтобы найти что-то ценное и сдать за деньги или китайский спирт, который можно было разводить с водой. Но он же переехал отсюда, а потом умер! Как он оказался здесь?

Это всё сон. Или что-то другое?

Когда пыль улеглась, проехала другая машина. Очень дорогой джип, Чероки, зелёного цвета. Это Лапины, они ездили в Китай, покупали там шмотки и продавали их на местном рынке. Но они тоже уехали, что с ними случилось потом, я не знал.

Столько воспоминаний, а я так и стою в пыли, отходя от удивления. Да невозможно это всё, но я видел это собственными глазами. Всё как в тот день.

А ведь если живы дядя Вася и баба Нюра, да и Лапины ещё здесь, а я тут, с деньгами, которые не ходят больше двадцати лет, одетый, как одевался в молодости, сам вдруг помолодевший… Но если это стало возможным, то должны быть живы и другие!

Я быстрым шагом пошёл по улице. Благо, было недалеко. Дом на месте. Не пустырь с обгоревшими развалинами, как я видел недавно, когда проезжал мимо, а целый дом, каким он ещё был в 90-е года.

Построенный из брёвен, с серой шиферной крышей и телевизионной антенной наверху. Огорожено всё забором из красных досок, но палисадник обтянут металлической сеткой, за которой росли три дерева черёмухи. Уже отцвела, но ягодок ещё нет.

Я торопливо подошёл к калитке и открыл. Большую часть двора занимал гараж, но если пройти дальше, начинался огород с ровными грядками. Тогда он позволял нам выжить, особенно когда деду не платили пенсию. В начале 90-х только огород и помогал.

Кирюха сидел на крылечке и разматывал леску, рядом с ним лежали китайские бамбуковые удочки. Это темноволосый худой парень семнадцати лет, он тогда закончил десятый класс и сейчас был на каникулах. Одетый в майку-тельняшку и старые штаны, а на ногах чёрные шанхайки, лёгкая китайская обувь. Кулаки сбиты, он как и я, усердно занимался кикбоксингом.

— Ждём тебя с утра, Макся, — с укором сказал он. — Но ты походу сразу в город пошёл?

Да, я в же в город и ходил. Сразу к товарищам. Не сказал бы, что друзья, но почему-то тогда я ценил их больше, чем семью и настоящих друзей. Знал бы, кто они… Но ведь сейчас-то я знаю.

— А чего так смотришь? — спросил Кирюха. — Будто призрака увидел.

— Будто бы…

Я помнил. Он же погибнет этим летом, в аварии. Потому что я…

Потому что я тогда совершил ошибку. И целых две. Невольно обернулся и посмотрел на дом через дорогу. Там никого…

Но ведь брат… Он как раз подошёл ближе. Видно, как сдерживает радость, ведь старался её не проявлять при всех. Тогда вообще никто старался ничего не показывать. Но Кирилл действительно с нетерпением ждал, когда я приеду. А я тогда…

Ну а сейчас я крепко пожал ему руку и похлопал по плечу.

— Вот я и дома, — сказал я.

— Дед отправил за молоком и в магазин, — пожаловался Кирилл. — Так что я быстро.

— Погоди, — я достал кошелёк и сунул ему пятнадцать тысяч. — Чего-нибудь купи к чаю.

— Ты будто мне миллион сунул, — он рассмеялся. — Всё, я скоро. Дед там, ждёт тебя весь день, в окно заглядывает.

Вошёл в дом. Дед сидел за столом. Когда родителей не стало, он с братом растил нас один. С вида суровый, но за нас переживал. Деда Боря разгадывал кроссворд, а по телевизору показывали ещё бодрого Якубовича.

— Сектор Приз на барабане!

Дом маленький, кухня с печкой, она же столовая, и общая комната с двумя коврами, один на полу, другой на стене. Там же и старые гарнитуры ещё с советских времён, и шкафы с одеждой. А в центре, под ковром, люк в подполье с картошкой.

Дед сидел за складным столом, который раскладывали полностью только на Новый год.

— Долго ты, Максимка, — недовольно сказал он. — Утром тебя ждали. Сейчас Кирюха придёт, чаевать будем. Как учёба?

— Да хорошо.

Честно говоря, учился я так себе, но тогда было плевать, как ты учишься, если платил вовремя.

Я отогнал муху и сел за стол. Дед тоже не особо любитель показывать эмоции. Будто я отходил в магазин и вернулся. Но он так привык. Ветеран войны, проработал всю жизнь на железной дороге. Таким я и его помнил, как сейчас.

Это тот самый день, который я смутно помню, когда я приехал домой из института. Это моё прошлое, я снова стал молодым. Но даже эта мысль не особо помогала.

— Я тут Кочергина видел, — сказал дед. — Он сейчас зам по ремонту в депо. Если желание у тебя будет, возьмёт на лето. Правда, с зарплатой сам понимаешь что.

— Понимаю.

Всё ещё никак не мог привыкнуть к своему голосу, молодой он, но чуть хрипловатый. Сколько мне сейчас? Двадцать один, что ли? Или постарше? А какой это год? Раз деньги старые, то не позже 97-го.

Но другой вопрос. Как это стало возможным?

— Ну, а куда ещё податься? В городе сейчас только милиция и железная дорога. Ну или в бандиты, — дед скривился. — Ладно, у нас-то хоть огородик есть. А жили бы в квартире… насчёт Кирюхи тоже договорюсь, чего ему тут дома сидеть, штаны пропёрдывать?

— Я вернулся! — Кирилл потопал ногами у порога, сбросил шанхайки и поставил на стол литровую банку молока, булку белого хлеба и пакет пряников. Протянул мне руку и высыпал мелочь. — Всё до рубля! А я думал, ты нам зелени привезёшь из города, а не вот это.

— Да потише, — дед поморщился, пристально глядя в телевизор. — Задание прослушал. Какое там слово?

Суета дома знакомая, но подзабытая. Кирилл включил электрочайник, но не те, которые очень быстро закипают, а со встроенным кипятильником. Быстрые уже есть, но они мотают слишком много света.

Чай без пакетиков, только заварка. На красной коробке иероглифы, наверное, купили у Лапиных. Из холодильника достали маргарин Рама, который тогда считался маслом, а Кирилл быстро нарезал хлеб.

— Ну куда такими ломтями? — недовольно пробурчал дед.

Забыл я всё это, но вспоминалось. Но в голове было сложно всё это уложить. Похоже, это читалось по лицу, поэтому на меня с таким подозрением посматривали оба.

— Устал, наверное, с дороги-то, — предположил деда Боря. — Пусть спит, расстели ему, Кирюх.

Отдельных кроватей нету. Своя у деда, для нас с братом неудобный продавленный диван, который раскладывался на ночь. На улице смеркалось, после Поля Чудес начались новости, а потом включили Коломбо, которого дед смотрел, хотя в другие дни ложился