Читать книгу "Мне всегда будет 44 - Ляйсан Юнусова"

Как хрупка и скоротечна жизнь, насколько мал и слаб человек в руках капризных и переменчивых богов, особо остро понимаешь рядом с величественным Везувием. Трагедия застигает людей врасплох – как застала она жителей Помпей. Искореженные болью тела, раскрытые в крике рты застыли в веках как памятник катастрофе, перед которой человек бессилен. Роковой момент напрыгивает на нас как лава, не дав собрать мысли и вещи, чтобы сбежать до беды. Обстоятельства стекаются в непреодолимый поток, каждая капля которого по отдельности не смогла бы разрушить ничего…

«Bongorno, siniora!»– прикрепленный автомобиль приехал вовремя. Музыкальная итальянская речь ласкала слух, так же, как солнце – кожу. Новый день обещал новые впечатления и начинался так же, как и предыдущие – полные ярких красок, запахов, звуков, радости и красоты. Сколько же ее вокруг – в сияющих счастьем лицах, в зданиях, в гиацинтах и розах, в стильных женщинах и галантных мужчинах, в улыбающихся детях… Я впитывала ее глазами и душой, сидя в ожидании мужа на заднем сиденье машины. Он всегда возвращался в дом, чтобы посетить напоследок туалет – здесь он тоже не изменил привычке. Я передвинулась, чтобы ему было удобнее садиться в машину. Мы не пристегнулись – зачем? Автомобиль тронулся и поехал навстречу другому – большому и более сильному, тому, кто столкнет нас в бесконечный кошмар.

Глава 2. После. Июнь 1996

«Vogliamo presentarci, siniora!» Кто-то настойчиво желает со мной познакомиться. Кто-то в белом халате. Мои глаза уже минут пять как открыты, но я еще не совсем проснулась и не понимаю, ни где я, ни что мне говорят. «Io non parlo l italiano – я не говорю по-итальянски»,– отвечаю я, вызвав бурную радость на лицах присутствующих. Их несколько в комнате – озабоченный мужчина и взволнованные женщины окружили меня, неподвижно лежащую на койке. «Где мой муж?»– бьется в затуманенной голове вопрос. И где я сама?

Оказалось, мы в разных клиниках. Оказалось, мы попали в страшную аварию. Нас – непристегнутых – не просто выкинуло из автомобиля – нас сбросило в яму с ядовитыми химическими отходами, и Альфред – мой сильный и надежный муж – сейчас лежит с обожженными внутренними органами, переломанный и бесчувственный – где-то далеко от меня. Мы в чужом городе. В чужой стране. Искалеченные. Разделенные. Почти убитые. И нам еще предстоит выжить, чтобы снова быть вместе. Вот так.

Я выживу. Я сильная. А он? Он лежит в коме и бродит тенью в сумерках между жизнью и смертью. Что он там видит? Я живу между уколами обезболивающего и все время вижу сны – я вижу всю свою жизнь, которая была До. Ведь отныне вся моя жизнь делится на «до» и «после». Как говорила моя бабушка, шейка у сновидения очень тонкая: куда повернешь, так и обернется. Я стараюсь думать только о хорошем. Плохого и так достаточно.

…Я маленькая девочка, которая жаждет спрятаться в маминых объятьях – только в них достаточно любви, тепла и нежности, чтобы мне перестало быть страшно и больно. Все мои остальные близкие, даже любимая бабушка, люди сдержанные, почти холодные – такими их сделали тяготы жизни. Сначала сталинские репрессии, не миновавшие и нашу семью, затем страшные военные годы и послевоенные трудности всех приучили к суровости, а маму – а она из интеллигентной, образованной семьи – они научили делать все своими руками: шить, готовить, убирать дом, носить воду, ходить за скотиной, ухаживать за бабушкой Кашифой – папиной мамой и за нами с братом, стараясь окружать нас заботой и любовью. Она шьет мне красивые платья из своих старых – я у нее всегда ухоженная, нарядная, румяная и улыбчивая, как кукла, которую гости любят целовать и баловать. Мне завидуют все – даже мои тети, сестры папы Исламия, Илхамия и Султания – и я чувствую это. Потому что все любят мою маму Амину, она всем нужна. А мне больше всех не хватает ее ласки, моего приюта, где я чувствую себя самым любимым и желанным ребенком – днем она на работе, а дома слишком занята по хозяйству – и я учусь терпению и сдержанности. А еще учусь полагаться на саму себя, на свои силы…

…Мамины счеты стучат ровно и завораживающе. Она бухгалтер и умеет складывать разные – даже очень большие числа, передвигая деревянные кругляши по струнам с тихим, но уверенным щелчком. Щелк-щелк-щелк – и получилось сто. Еще раз щелк – тысяча! Если захочет, она может ее умножить, сделав в десять раз больше, или вычесть из нее десять. Она аккуратно записывает эти цифры на бумагу, листочки складывает в ровные стопки – каждый в свою Я тоже хочу так уметь – это как магия, от которой я не могу оторвать глаз. Мама умеет делать все и делает все быстрее и лучше всех. Если она собирается печь, то просеивает муку трижды – поэтому ее выпечка всегда пышнее и вкуснее, чем у других. Она меня обещала всему научить, чтобы я могла ей помогать. А пока я еще маленькая и слабая. Мне так нужна ее помощь!..

… «Давай, сестренка, молодец, держись, дыши ровно!» Мой старший брат Амир ждет меня на финише, как всегда стоял на лыжных соревнованиях, подбадривая меня, и я понимаю, что должна выбраться, должна прийти первой, как всегда – чтобы не подвести брата. Я всегда любила спорт и подвижные игры. Гимнастику, лыжи, лапту, салки, чехарду. Мне нравится, что Амир берет меня с собой в мальчишеские игры – я чувствую себя сильной и в то же время защищенной, ведь старший брат всегда рядом. А я, в свою очередь, рядом с младшими – я старшая сестра. Я отвечаю за них. Я должна выкарабкаться. Я смогу, я сильная…

…Комсомольцы не плачут и не сдаются. А я комсорг. В младших классах я была звеньевым, а сейчас на мне вся комсомольская работа. Я – лидер, на которого равняются другие, я организатор всех мероприятий, соревнований и праздников, мы помогаем младшеклассникам в учебе и в играх. Им должно быть хорошо в школе, они должны жить дружно и интересно. Сама я люблю ходить в школу, люблю учиться, люблю делать уроки. Мое время расписано по часам: мне надо так много успевать! Ведь я еще люблю ходить в кружки: вокальный, танцевальный, кройки и шитья, фото, хорового пения. На наши концерты в клуб приходят наши родители, после выступления они нас хвалят. Папа добродушно шутит: «Скакали уж по сцене, велика работа». Но я знаю, что он доволен и горд. Мама, папа, я справлюсь, вы еще снова восхититесь мной!..

…Вода в реке чистая и глубокая. И такая холодная! На реку мы спускаемся, чтобы прополоскать выстиранное белье. Стираем его руками – хозяйственным мылом. Ни стиральных машин, ни стиральных порошков у нас нет. Руки становятся багрово-красными, аж горят. После стирки надо еще натаскать воды, прибраться в доме, приготовить еду, накормить скотину, подоить корову. К приходу родителей с работы – они приходят, конечно, поздно – надо все успеть. И все это после учебы. Зато потом мама напечет нам вкусных жэймэ – лепешек из белой муки на сливках и со сметаной. За раз она печет из по 20–30 штук – на неделю. Храним их в большом сундуке и таскаем к чаю по одной. Так что терпи, Флора, потом будет хорошо!..

Солнце бьет в окно настойчиво, по-милански задорно и позитивно. Я раскрываю глаза, тянусь взглядом к окну, и первое мое стремление – вскочить, подойти к нему и улыбнуться новому дню, подаренному мне Аллахом. Попытка пошевелиться отдается болью – болью, затапливающей все и исторгающей из меня долгий стон. Тут же к кровати подскакивает медсестра, успокаивающе журча переливом певучих итальянских слов, а я осознаю: нет, «хорошо» не наступило, все очень плохо. Я не могу шевелить ногами. Я даже встать не могу. Затопленная этим осознанием и действием очередного обезболивающего укола, я вновь проваливаюсь в спасительное забытье снов – передышку от ужаса и боли.