Читать книгу "Под знаком феникса - Герман Иванович Романов"

Иванович не чувствовал себя так паршиво, как в ожидании этого скорого первомайского праздника, ведь с неба сыпал густой снег и дул сильный северный ветер, словно стараясь возвратить январь. За ночь все замело, будто не разгар весны на дворе, а конец ноября. Ведь в это время в Иркутск приходит настоящая зима с ее сибирскими морозами. Привык он за сорок пять лет к городу на Ангаре, прикипел к нему всей душой, будто присох коркой запекшийся на сердце крови.

Но за последние годы он все чаще и чаще вспоминал покинутую в далеком 1978 году Нарву, в которой родился и вырос. Во снах приходил «Темный сад» с его бастионами и с памятником петровским солдатам, погибшим при штурме, шпиль средневековой ратуши, что в советское время стала Дворцом Пионеров, куда он ходил в шахматный кружок несколько лет. И Эльза, внучка старого Альберта Генриховича, его первая, и, пожалуй, единственная любовь на всю жизнь, с которой его так многое связывало.

— Милая ты моя, прости, не срослось…

Горечь невольно вырвалась из глубины души, ощущение такое, будто по сердцу ножом резанули, полностью воткнув рукоятку. И там провернули сталь, чтобы уже наверняка зарезать.

— Так и жизнь прошла, бесплодно и бесполезно, как в пьяном угаре запойного мужика! Эх, повернуть бы время вспять…

Павел Иванович тяжело поднялся со стула, подойдя к окну. Повернул ручку, приоткрыл створку. Наклонился и достал из-под газовой плиты чистую пепельницу, вытряхнул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. От первой затяжки чуть закружилась голова, он даже ухватился ладонью за подоконник, но вскоре почувствовал себя значительно лучше, и, главное — перестало давить грудь.

Шагать курить на балкон не хотелось, хотя сорок лет он дымил именно там. «Любимая» супруга не терпела табачный дым и постоянно гнала его прочь — зимой на лестничную площадку, за толстую трубу помойного коллектора, летом на балкон. Но идти сейчас, этим заснеженным ранним утром через всю спальню, где на широкой кровати дрыхли десять пудов рыхлого сала с отвисшими брылями щек и тремя подбородками, ему категорически не хотелось. Опостылевшая жена сразу же вскинется — сон у Ларисы Петровны был чуткий, как у сторожевой собаки на привязи — и начнет обвинять его во всех смертных грехах, начиная от Адама и заканчивая соевыми сосисками в ближайшем супермаркете.

Секса с ней лет десять не было, а то и больше — ей врачи запретили, да и как-то заниматься сексом, какая уж тут любовь, по которой сходят с ума поэты, с разжиревшей и сварливой супругой ему категорически не хотелось. Выручали смазливые аспирантки и студентки, ведь всем профессорам с советских времен известно, что супруги стареют, а третьекурсницы никогда. А он все же мужчина видный еще, член Ученого Совета, сорок лет преподавательской работы в университете.

— Может, на хрен послать такую жизнь, она меня просто в гроб вгонит своими скандалами с вечно недовольным брюзжанием…

Трехкомнатную квартиру покойный тесть, в прошлом всесильный 2-й секретарь обкома, на доченьку переписал, чтобы дележа при разводе не случилось. Но деньги есть «однушку» купить, зря, что ли десять лет «заначку» копил. Так что ипотеку или кредита брать не потребуется, двух миллионов заныканных «вечно деревянных» вполне хватит.

Мысль показалась интересной и завлекательной, но тут сердце кольнуло, он потер грудь ладонью — на таблетках давно сидел, лет десять после первого инфаркта. Тогда супруга устроила грандиозный скандал, причем совершенно безосновательно — ничего у него с той смазливой аспиранткой не было и в помине. А жаль — хоть воспоминания бы остались…

— Надо решаться, хватит! Баста! Хоть последние годы поживу как человек, без этих вечных попреков!

Никритин заскрежетал зубами, вспомнив как его «оженили» на третьем курсе. Подстава была конкретной — или под венец, либо с «волчьим билетом» из стен «альмы матер» с долгой отсидкой по статьям 70 и 72 УК РСФСР. Так что понятно, какой выбор он тогда сделал, и шутками тут не пахло, двоих его сокурсников на нары для острастки и посадили, чтоб другим «вольнодумцам» неповадно было. Так что пришлось идти в ЗАГС, тесть подключил связи в КГБ, от статьи «отмазали». И как по накатанной дороге жизнь пошла — аспирантура, кандидатская диссертация, получение просторной квартиры, а еще партбилет в карман, номенклатурная «отоварка» в спецмагазине.

И закончилось все это благолепие перестройкой и распадом страны. Но тесть к этому времени «перекрасился», и ни в чем своей единственной дочке не отказывал, все на внуков надеялся. А та, будучи старше Павла на три года, родить была неспособна — недаром ее втихомолку «переходящим вымпелом» именовали, отчего ему самому частенько было стыдно. Но как то привык к ней и благам, и с налаженным бытом расставаться не захотелось.

И зря — ибо за все в жизни нужно платить, а если не хочешь, то будешь расплачиваться!

— Павел Иванович, я же тебя просила не курить на кухне! Иди немедленно на балкон, а то мои цветы от твоего табака задыхаются! Чтобы подымить на кухне, ты у меня должен разрешения спрашивать, как мы с тобою раньше договорились! Своевольничаешь?!

— Договорились?! У твоей паршивой болонки прав в этом доме намного больше, чем у меня! Ты же, сука порченная, тогда меня подставила специально, на себе оженила, стерва!

Впервые за долгую супружескую жизнь Никитин взорвался, и стал говорить то, что на душе накипело. И почувствовал невероятное облегчение — Лариса Петровна побледнела, отпрянула, увидев перед своей порядком раскормленной физиономией увесистый кулак. Она не узнавала вечно покладистого мужа, которым привыкла помыкать, а у того «тормоза» полностью слетели. Схватил цветок и грохнул его об пол, только земля в разные стороны полетела, засыпав шелковый, в китайских узорах женский халат. Супруга взвизгнула и бросилась прочь с кухни — ей стало страшно. Это как жить с пушистым котиком, который неожиданно оскалил внушительные клыки, и набросился на хозяйку с плотоядным урчанием.

— Сука, какая тварь! Все, на хрен валить надо! На хрен…

Профессор не договорил, осекся и схватился за сердце, покрываясь смертельной белизной. Зрение помутнело, и последнее, что он увидел в своей жизни, это наполненные слезами глаза Эльзы, когда в далеком 1981 году он приехал в Нарву и сказал девушке, что пришлось жениться на другой. И тут, словно черное покрывало набросили на зрение и разум, и Павел Иванович рухнул навзничь…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

май 1978 год

— Паша, милый, что с тобой?! Да очнись же!

Сознание возвращалась медленно, но краешком рассудка