Читать книгу "Ты такой светлый - Туре Ренберг"

может быть кто угодно.

После явления мужика с табличкой за живой изгородью развернулась шумная деятельность. На следующий день туда пришла навести порядок и чистоту Хеге Ирене, про которую годом раньше писали в газете, потому что, поворачивая на вечно скользком перекрестке с главной дорогой, она сбила лису. Больше всех перспектива обретения новых соседей развлекала Эйольфа: он просто прилип к окну. Короче, вскоре после того, как убралась восвояси Хеге Ирене, в соседском дворе снова объявился тот мужик с табличкой. Это риелтор из города, объяснил я сыновьям; в последующие недели он то и дело приезжал в соседний дом, привозил кого‐нибудь на просмотр.

Там постоянно сновали люди, мы наблюдали за ними уже из спортивного интереса, и вот как‐то утром перед домом Хогне остановился грузовой автомобиль с кучей пожитков.

– Папа, папа, смотри, – показал Эйольф в окно за завтраком, – ни фига себе какая большая машина приехала!

И мы стали смотреть все вместе – Вибеке, я, Эйольф и наш старший, двенадцатилетний Видар. – Вишь ты! – сказал я.

– Поглядим, как оно сложится с новыми‐то соседями, – сказала Вибеке.

А тем временем грузчики в форменных комбинезонах таскали коробки и мебель, и я тогда думал, кажется, что новые соседи люди во всяком случае не бедные, раз позволили себе нанять работяг для тяжелой работы. Вибеке, видимо, думала то же самое, что совершенно не удивительно, потому что дом Хогне – это выкрашенный в белый цвет внушительный и ухоженный трехэтажный особняк, одно из старейших строений в округе, и хотя наши цены не сравнить с безумными городскими, растущими как на дрожжах, но чего греха таить: в последние годы и у нас стоимость жилья подскочила.

Денек в среду 13 марта выдался славный, и ближе к вечеру все мы перебрались в сад. Приятное это время года, ты счастлив уже тем, что зима сдала позиции, что к вечеру темнеет все позже, что скоро весна. Чем старше я становлюсь, тем больше ценю эти радости: косточки мои уже не так хорошо переносят холод, а коже требуется все больше солнца; когда я был маленьким, то мне все времена года нравились одинаково.

Парни в нашей семье все с ленцой, особенно мы с Видарoм, но настало время навести порядок к весне. Мы оттягивали это дело уже несколько недель, пока Вибеке наконец не сказала:

– Мужики, единственное, что вы мне обещали, – это убраться в саду после зимы, я ведь больше ничего не просила, правда?

Что правда, то правда.

Она вздохнула.

– А теперь мне приходится тащить вас туда на аркане. И почему это я ничего другого и не ждала?

Послушав меня, вы, чего доброго, решите, будто Вибеке прямо мегера, но это не так. Она справедливая и красивая, и она совершенно права: нас в доме трое мужиков, и мы вечно наобещаем с три короба, а обещаний своих не выполним: кавардак на кухне устроим, обувь в коридоре разбросаем, дверцы шкафов распахнем, а сами в любое время суток усядемся смотреть футбол и играть на компьютере. Если учесть все дела, что приходится делать, и посмотреть, кто именно эти дела делает, то счет окажется совсем не в нашу пользу.

Энергии у Вибеке хоть отбавляй. И работоспособность просто невероятная.

А к нам она более чем снисходительна.

Видару выдали грабли, чтоб он сгреб с газона пожухлую прошлогоднюю листву, а Эйольф вместе со мной носил камни из того уголка сада, где Вибеке хотела поставить теплицу, в другой. Сама Вибеке, то зажав в зубах садовые перчатки, то с тяпкой или граблями в руках, то с лопатой под мышкой порхала туда-сюда, ухитряясь по обыкновению разом делать множество дел.

Трудновато с ней тягаться, недаром ее отец любит говорить, что у нее десять рук. Надеюсь, наши дети унаследуют прыть матери. Вот Эйольфу, похоже, эта ее черта передалась, посмотреть хоть, как он двигается: выкладывается вовсю и умеет заставить себя работать и на футбольном поле, и за уроками, а если спросить у него, как, мол, дела, хорошо ли, так он вас даже и не поймет: Хорошо? А чего? Конечно, хорошо. Видар медлительнее, да и вообще ему в жизни сложнее приходится: он часто болеет, то и дело пускает слезу и в целом сильно смахивает на меня, особенно когда вдруг застынет в задумчивости прямо посреди комнаты. Скорее всего, нацелится в какой‐нибудь университет, чтобы заняться философией или чем другим в этом роде, вот как мне думается.

Должно быть, сосед за нами наблюдал, за всеми четверыми.

Так я теперь думаю.

Прямо вижу, что вот стоит он в своем новом доме и присматривается к тому, как мы возимся в своем не бог весть как ухоженном саду и пытаемся навести порядок там, где что‐то не так. Тачка с октября еще прислонена к яблоне; под стеной времянки брошена лесенка от трамплина и свалены здоровенные доски, которые под Рождество привез мой отец, – пригодятся, дескать; позади дровяного сарайчика, рядом с кучей хвороста, с которым мы никак не расстанемся, валяется новогодняя елка или, скорее, то, что от нее осталось.

Первым Стейнара увидел я. Стейнар, пригнувшись, пробрался в лаз, который так не нравится Вибеке. Я пытался восстановить в памяти этот момент, задумывался, нельзя ли было уже тогда предвидеть что‐нибудь, чему суждено было потом случиться – разглядеть это в его облике, в звучании голоса, в том, что он говорил, в сиянии глаз, – но всякий раз приходил к выводу, что нет, нельзя.

Всегда пытаешься что‐то понять задним умом. Наверное, нам, людям, невозможно от этого удержаться, но единственное, с чем не поспоришь, так это с тем, что перенестись в прошлое возможно лишь силой мысли, ну, и тогда, думаю, логично, что многое при этом упускаешь и не меньше того присочиняешь.

Не так просто охватить взором собственную жизнь, хотя кроме тебя никто эту жизнь и не проживает.

И вот что у меня получается, когда я стараюсь наиболее отстраненно и непредвзято описать случившееся: он, пригнувшись, пробрался через лаз в изгороди, выпрямился и зашагал к нам по газону. Я заметил его и даже, кажется, слегка вздрогнул, но не успел я подумать вот и новый сосед, как он уже тут как тут со своим пронзительно приветливым и на редкость открытым лицом, протягивает мне руку и говорит:

– Смотрю, работа кипит!

Я, наверное, усмехнулся. Наверное, с моих уст слетело недоуменное “эээ”.

Мне протянули здоровенную пятерню.

– Дa-дa-дa-дa-дa, чудная картина, работа в охотку и настроение что надо! Отлично. Я – Стейнар, мы с женой и сыном ваши новые соседи. Погода чудо, a?

Я пожал его руку, уж такое рукопожатие никак вялым не назовешь, а что я ему ответил,