Читать книгу "Тишина камней - Сергей Савочкин"

Волчица довольно скалится. Тот самый рык, от которого жалкие людишки гадили под себя, заполняет ненавистное пространство вольера. Она замечает, что звук стал стократ зловещее и мощнее.

Преображение вдохновляет.

Она делает шаг вперед.

Пролог второй

Камни, падающие с неба на протяжении долгих сезонов Охоты и Глупости, — это куски Шенкаро́ка, его божественной плоти. Так проповедуют странствующие монахи. Прикованного к небосводу бога истязают за наши прегрешения паукообразные псы Отэра́нги, его брата и вечного соперника. А еще фанатики божественного мясца утверждают, что если использовать камни для игр, — будь то даже самые распространенные, ведь не важно: низшие ка́рги, боевые или те, что подчеркивают красоту женщин — все они частички бога, — то у совершившего подобное святотатство в тот же миг отсохнут пальцы. А вот подобное заявление — настоящее вранье! Уж это Ка́биан Халла знал не понаслышке. С младшим братом Ко́ганом они частенько играли в «Угадай из десяти», а бывало украдкой и в карглек, игру, которой тешились охотники в пивных заведениях. Если бы отец застал их хоть раз… Ох, и выпорол бы обоих.

Кузница, где братья помогали отцу в сортировке камней, называемых в селении Фет, да и во многих других, каргами, слыла если не лучшей, то уж точно самой добросовестной. Аман Кулун не был сторонником инкрустаций, вензелей и украшения доспехов вообще, но каждый на границе с Новыми землями знал: если нужен честный наплечник, который верно послужит охотнику в разгар схватки и защитит от любого гвиртового оружия, то ступай к Аману. И сыновей своих он старался учить не только почитанию семейного дела, но и уважению любого труда, а бахвальство и пустовство искоренял тяжелой, грубой рукой.

Широкую, потную спину кузнеца дети видели чаще отеческой улыбки. Он перемещался по утоптанному земляному полу от ящика с углем к наковальне, от горна к верстаку и отдавал поручения тихим, но уверенным голосом, не поворачиваясь к ученикам. Жар, исходящий от горна, утомлял не хуже тяжелой работы.

— Что бездельничаете? — копаясь на полке с заготовками тарелок, выругался Аман. — А ну повторите каржью поговорку кузнеца, пока камни не принесли.

Братья рывком встали со скамьи и задрали головы, будто на высоком закопченном потолке или в вытяжных отверстиях прятались подсказки, хотя надобности в них не было. Дети привыкли выкрикивать вызубренные слова громко, с воодушевлением. Голос Кабиана звучал с хрипотцой. Третий гвальд жизни шел подростку с сутулой, худощавой фигурой, но, несмотря на хилое телосложение, во время поговорки кузнеца мальчик вытягивался, расправлял плечи и… представлял песчаное побережье океана Ди-Дор. Он видел его на рисунках странствующего вестника. Потолок превращался в мерцающие бирюзовые волны. Даже истрепанная рубаха, перепачканная сажей, и штаны в этот миг заметно разглаживались, подчеркивая торжественность слов.

Коган же пищал почти девчачьим голоском, таким же, как у остальных фетовских детей, не достигших и двух гвальд, — тут ничего странного, а вот пылающий взгляд ребенка, примагниченный к формам пластин доспеха, вызывал тревогу у старшего брата. Но он и не предполагал того, что младший Халла видит на потолке кузницы… Пекло хеллизии: темная кровь, покрывающая тела растерзанных охотников. Коган Халла причиной ужасающей бойни видел себя. Младший любил поговорку кузнецов, и с каждым последующим словом азарт воспламенял в детском воображении все более ясные мечты.

— Пуру́ — для утвари домашней! — восторженно звучали голоса братьев. — Ора́нги — для слабых телом и больных духом! Хлаза́ — для красоты женщин! Гвирты́ — для упоения кровью! Мели́ны — для славных подвигов! Шуте́ра — для жаждущих безумия! И Йур Ха́ул: из рук последнего мертвеца — в руки первого новорожденного, — для Владетеля земель Тэи!

— Пара льяд — и расстанемся с Глупостью, — пробурчал Аман. — Во время Охоты дел будет невпроворот. Если не знаете, чем заняться — поменяйте воду, принесите угля, но чтобы в кузне я вас без дела не видел.

Кузнец не кричал, он отчитывал детей ровным, почти бесцветным голосом, но до того сильным, что у старшего виновато опускалась голова, даже когда он не был ни в чем виноват, а Коган, прежде убедившись, что отец стоит к ним спиной, строптиво морщился. Хотя дети не сомневались: широкая спина строгого трудяги замечает больше, чем положено обычным спинам.

Дверь затряслась от громкого стука. Вошел местный убогий, звали его Упок — с улыбкой, не исчезающей даже в самую отвратительную погоду, вороватым, прячущимся взглядом, в старых лохмотьях. Каждый фетовец считал проявлением порядочности и великодушия выбрасывание глупцу ненужного хлама. Упок волоком втащил корзину, полную грязных камней: совсем недавно ливень беспощадно исхлестал землю, пропитав почву на локоть, а то и глубже.

Глупцы и дети близлежащих обителей и селений ползали по лесам, полям и зарослям тростника, собирали все, что походило на карги: камни величиной с кулак или чуть меньше, с кулачок Когана, и приносили кузнецам, получая за работу еду, а то и часть улова. Только вот таких честных, как Аман Кулун, не сыскать по всей границе с Новыми землями: от непроходимых Дургам на юге до заболоченных степей центральной части земель Старых, — а это, ни много ни мало, с пяток мелких, как Фет, селений и пара городищ размером побольше. Глупость совпадала с сезоном дождей — по этой или по какой другой причине, но сбор камней в это время считался занятием грязным и недостойным, а надежда найти среди прочих редко падающие карги — пустой мечтой идиота. Другое дело Охота, следующая за Глупостью, когда боевые карги падали заметно чаще.

Аман перехватил корзинку и с легкостью втянул внутрь.

— Сходи в дом. Халла угостит овсяным киселем и свежей лепешкой на ужин, а потом возвращайся, посмотрим, что ты заслужил сегодняшним уловом.

Упок закивал и попятился к выходу, а Кабиан, успокаивая желудок, заурчавший от напоминания о маминых лепешках, подцепил крюком корзинку и потащил к горну.

Тут же подскочил младший:

— Дай я! — И подвинул бочком брата, когда тот уже вываливал камни в железное корыто на кирпичной кладке у горна.

Хотя обычно отбором пуру занимался старший брат, он лишь отступил, удивленным, и занял место на втором этапе, возле емкости с водой.

Кряхтя и тужась, младший вывалил груду камней, худенькими ручонками в огромных холщовых перчатках распределил ровным слоем и привалился к корыту, чтобы отколупывать подсыхающие комки грязи и наблюдать за проявлением слабого фиолетового свечения пуру от тепла тлеющих углей.

Началось таинство представления каргов кузнецу.

Аман гремел формами для посуды, отбрасывая искореженные, сопел и тяжело вздыхал.

— Завтра утром я иду в Ручей, помочь с обустройством новой кузни. Каб, ты пойдешь со мной, а ты, Ког, почисть горн, да особо молотком не колоти, а не то весь шлак въестся в горловину, потом не отскрябаешь. Горн надобно всегда держать в чистоте.