Читать книгу "Дегустация Индии - Мария Арбатова"

– У нас плечо по-другому устроено, – успокаивает меня Ранжана, – у нас эта штука не сползает с плеча. Много поколений женщин натренировали мышцы плеча.

Салвар эстетичен, в нем невозможно отличить индуистку от мусульманки. Индуисты мирно живут вместе с мусульманами, но помнят, что после ухода британцев территория была разделена на большую индусскую Индию и маленький мусульманский Пакистан. И тогда около миллиона человек стали одновременно переселяться на территорию своей веры. Мусульмане – с запада и востока в Пакистан и нынешний Бангладеш, индусы и сикхи – той же дорогой, только в Индию. Это сопровождалось межрелигиозными столкновениями, в которых погибло около полумиллиона человек. История не знает такого масштабного уничтожения мирных жителей.

– Раньше в моем районе в Калькутте была пятиметровая стена между индуистами и мусульманами. Ее возвели после межрелигиозных столкновений в шестидесятых, чтобы обезопасить небольшой индуистский район от многомиллионного мусульманского населения за стеной, – говорит Шумит. – Она была натянута между краями узкого переулка и легко пала бы при натиске. Она была гранью между двумя мирами и создавала психологический комфорт. Стирали эту границу только пятиразовые намазы, передаваемые из мечети по громкоговорителю с пяти утра...

– Так рано? Ужас!

– Потом здесь, в общежитии Университета Патриса Лумумбы, запрещали выключать радио на ночь, чтобы мы просыпались от курантов и гимна Советского Союза. Это было гораздо хуже, чем намаз... – говорит Шумит. – В моей школе один вход был на нашу часть, другой – на мусульманскую. Когда затеяли строительство большого учебного корпуса, вход с нашей стороны закрыли. Пришлось проломить отверстие в стене и ходить в школу через мусульманский мир.

– И как там было?

– Там было грязно и многолюдно. Мама волновалась, и вообще мирные индуисты боялись мусульманских хулиганов...

– А дальше?

– Потом пришло коммунистическое правительство, и стену вообще снесли. Мы стали жить вместе, и индуисты оказались в проходном дворе и в центре разборок мусульманских группировок. Жизнь квартала вмиг стала криминогенной, нам пришлось переехать...

– Но ведь коммунистическими партиями командовали твои дяди. Почему они так сделали?

– Индуистским анклавом решили пожертвовать ради светскости государства. Дяди ни при чем – есть вопросы принципа. В то время лидер политбюро правящей компартии снимал – именно снимал – жилье в двух шагах от этой стены и первый пострадал от ее уничтожения. Но он пошел на это ради принципа. Наши коммунисты очень отличаются от ваших...

У Шумита куча дядь и теть. Большинство из них – гордость Индии. В разговоре он пользуется их именами так, словно я родилась в Калькутте и прожила в ней все свои 49 лет. В Москве он ощущает себя представителем клана и общается с миром от лица этого клана.

– Для нас клан – это своего рода полиция нравов. Перед этими людьми ты подсознательно держишь ответ за все свои поступки, – объясняет Шумит. – В Индии для большинства людей, а тем более для представителей интеллигенции, культура блатного мира не может соседствовать с обычным миром. Я был потрясен этим в России... И это при том, что мои тетя и дядя сидели в тюрьме за борьбу против колонизаторов.

Пока я не могу ни выговорить, ни запомнить ни одного индийского имени из его семейного пантеона, кроме покойной тети, национальной героини Калпаны Датта. И то потому, что Шумит уверяет, что внешне я на нее похожа. На юношеской фотке, обнаруженной в Интернете, тетя оказалась красавицей. Как я могла после этого не выучить ее имя?

– У нас две компартии. Коммунистическая партия Индии – ее основал дядя Пуран Чанд Джоши, муж Калпаны Датта. И есть вторая Коммунистическая партия Индии – Марксистская. В ней шестьдесят лет работает другой мой дядя, Субодх Рой, которому сейчас девяносто. Эта партия очень сильна на региональном уровне, – терпеливо объясняет Шумит. – Субодх Рой – это как раз тот дядя, который в 13 лет сбежал из дому бороться с англичанами, украв пистолет отца. Ты похожа на него по характеру!

У моего отца, преподавателя марксистской философии в военных академиях, оказывается, тоже было табельное оружие... но я тогда сидела в колыбели и никак не могла сбежать из дому, выкрав его. Про пистолет я узнала из маминого рассказа о том, что после ХХ съезда отец, как идеологический работник и автор идеологических книг, получил полный текст доклада Хрущева и, прочитав его, хотел застрелиться... а мама прятала пистолет.

– Дядя Пуран Чанд Джоши жил с тетей Калпаной в Дели. Созданная им компартия разделилась в шестидесятые годы из-за Мао. В 47-м году тетя Калпана баллотировалась в парламент... – Шумит морщит лоб. – Тетя проиграла выборы, обратилась за утешением к русскому языку и приехала в Москву учиться. И это всех порадовало, потому что в нашей семье и так слишком много политиков...

Собираясь на мне жениться, Шумит, видимо, подсознательно хочет, чтобы было еще больше. И генетически он готов к этому. Имея опыт нескольких браков и нескольких выборов, не могу не признать, что не представляю себе мужчину, который бы так бережно, достойно и терпеливо вел себя во время выборов любимой женщины. И всем женщинам, идущим в политику, советую связывать жизнь с терпеливыми индуистами, имевшими в роду политиков.

– Жизнь индуиста – это практическое исследование хитросплетений линий судьбы на ладони... – говорит Шумит. – Многое предрешено, и остается только получать от этого удовольствие. И я получил огромное удовольствие, попав в Советский Союз аккурат к началу перестройки и прожив в России двадцать лет...

В возрасте лет семнадцати я начала приближаться к Индии, посещать странные антисоветские местечки, где за умеренную плату подпольно учили всему индийскому. Дело было в застой, все «инакое» осуществлялось как протест против социализма. Выбор «инакова» был широкий, но я уперто двигалась в сторону Индии.

Жванецкий не зря говорил, что «вся история России – это борьба невежества с несправедливостью». Ясное дело, что преподаваемые нам индийские танцы состояли из начетнической лекции и танца живота. Преподаватели честно предлагали все, что вычитали в данный момент из книжек, намекая на свой глубоко индийский опыт, хотя дальше Душанбе никого из них не пускали.

Йогу тоже преподавали все. На всю полуторамиллиардную Индию сегодня нет столько преподавателей йоги, сколько их было в Москве семидесятых. Но йога меня отталкивала потому, что врачи из-за больной ноги достали меня к этому времени лечебной физкультурой...

– Шумит, ты занимался йогой?

– Несколько дней в разные годы. На большее не хватило терпения.

– Это было немодно?

– У нас есть клубы, но как массовое явление йога в Индии тогда не существовала. Один мой дядя был фанатом йоги. Вставал в четыре часа утра и занимался до восьми-девяти, какие-то трубки проводил через носоглотки... но при этом курил как паровоз. Так что особого эффекта у него я не наблюдал, – рассказывает Шумит. – И еще тетя Калпана каждый вечер перед сном занималась медитацией, приняв позу трупа.