Читать книгу "Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации - Бен Уилсон"

Невероятно быстрое распространение вируса Covid 19 в 2019–2020 годах – темная сторона успеха города в XXI веке. Вирус захватывал новые территории из-за сложных социальных сетей – и внутри городов, и между городами, тех самых сетей, которые некогда сделали города столь привлекательными для нас и столь же опасными. Когда горожане начали покидать мегаполисы вроде Парижа или Нью-Йорка ради очевидной безопасности сельской местности, их часто встречали с откровенной враждебностью – не только потому, что они могли принести болезнь, но и потому, что они покинули собратьев. Эта отрицательная реакция напомнила нам об антагонизме между городом и не-городом, который наблюдался на протяжении всей истории, – метрополисы воспринимались как источники заражения и обиталище привилегий; места, которые способны обогатить, но откуда бегут при первом признаке опасности.

Пандемии, болезни и эпидемии распространялись по торговым маршрутам и безжалостно опустошали урбанистические территории с эпохи самых первых городов. В 1854 году 6 % населения Чикаго погибло от холеры, что не остановило людей, стремившихся в этот фантастический метрополис XIX века: его население выросло с 30 тысяч в начале 1850-х до 112 тысяч в конце того же десятилетия. Точно так же в наше время урбанистический джаггернаут не показывает признаков замедления перед лицом вирусной угрозы; мы всегда платили высокую цену за возможность пользоваться благами города, даже когда его открытость, разнообразие и плотность обращались против нас.

Степень урбанизации в недавнее время можно было наблюдать из космоса по пятнышкам света, которые появлялись на поверхности Земли. Но этот ренессанс также очевиден и с уровня улицы. Из опасных и временами обветшалых в середине ХХ века многие города превратились в безопасные, интересные, продвинутые и дорогие; их оживил настоящий «шведский стол» из ресторанов, заведений стритфуда, кафе, галерей и музыкальных тусовок. В то же самое время цифровая революция обещает нам массу новых технологий, которые уничтожат многие недостатки городской жизни и создадут футуристические «умные города». Миллионы встроенных сенсоров позволят искусственному интеллекту управлять трафиком, координировать общественный транспорт, уничтожат преступность и снизят загрязнение. Города вновь стали, не в первый раз, местами, куда стремятся, а не откуда убегают. Современное урбанистическое возрождение ярко отражается в беспокойном городском ландшафте – облагораживание обнищавших кварталов, рост стоимости жилья, изменение назначения зданий и армия небоскребов, рванувших вверх почти везде.

Шанхай из дымной «глухомани Третьего мира» (термин из местной газеты) в начале 1990-х превратился в икону постиндустриальной революции XXI века, утыканную сверкающими башнями. В попытке угнаться за Шанхаем и другими китайскими мегаполисами началось возведение небоскребов по всему миру: рост на 402 % с начала тысячелетия – в результате за восемнадцать лет общее число зданий выше 150 метров и больше 40 этажей увеличилось с чуть менее 600 до 3251; к середине века таких башен будет 41 тысяча. Резкая вертикализация городского ландшафта проявилась по всей планете, от традиционных «низких» мегаполисов вроде Лондона или Москвы до стремительно растущих городов вроде Аддис-Абебы и Лагоса; везде ощущается маниакальное желание показать свою мужественность на фоне горизонта[3].

И хотя города активно поднимаются к небу, они не забывают отвоевывать новые территории. Старое разделение между центром города и городскими окраинами исчезло. Далекие от монолитности, от угрюмой стандартности, многие пригороды стали куда более урбанистичными с 1980-х, там появились новые рабочие места, увеличились этническое разнообразие, появилась уличная жизнь, расплодилась преступность и выросло употребление наркотиков – другими словами, они унаследовали многие достоинства и пороки исторического центра. Традиционный компактный город, окруженный «глухоманью» спальных районов, изменился, освободился и расползся во все стороны. Результат – метрополисы, которые занимают целые регионы. В экономическом отношении трудно обнаружить границу между Лондоном и юго-восточной Англией. Атланта, штат Джорджия, занимает почти 2000 квадратных миль[4] (Париж, по контрасту, занимает всего 40 квадратных миль[5]). Самый большой мегалополис мира, Токио, приютил 40 миллионов человек на пространстве в 5240 квадратных миль[6]. Но даже этот колосс окажется в тени того урбанистического региона, который планируют создать в Китае, образовав кластер из Пекина, Хэбэя и Тяньцзиня; он займет 84 тысячи квадратных миль[7], а его население составит 130 миллионов человек. Когда мы говорим о «метрополисе» XXI века, мы не имеем в виду деловой район Манхэттена или центр Токио – классическая идея мест, где обитают власть и богатство, – мы говорим об обширных, взаимосвязанных регионах, где города сливаются между собой.

Легко поддаться обаянию сверкающих, новых, самоуверенных городов. Стремление подняться над грешной землей всегда было привилегией очень богатых; это симптом желания сбежать с грязных, забитых людьми, шумных улиц внизу и найти тишину и покой в облаках. Согласно выводам ООН, трущобы и неформальные поселения, где не хватает базовых удобств и инфраструктуры, становятся «доминирующим и отличительным типом поселений» человечества. Будущий стиль жизни большинства представителей нашего вида связан с плотно застроенными без всякого разрешения, самоорганизующимися зонами вроде Мумбаи или Найроби, а вовсе не со сверкающими центральными кварталами Шанхая или Сеула, не с пышными особняками Атланты или Хьюстона. Сегодня миллиард человек – каждый четвертый житель города – обитает в трущобах, лачугах, фавелах, гетто, barrio, kampong, campamento, gecekondu, villa miseria, как бы ни называли эти районы незапланированной, самостоятельной застройки. Примерно 61 % всей рабочей силы – два миллиарда – зарабатывает на жизнь без всякого учета, в неформальной экономике, многие из них кормят и одевают растущее городское население, строят для него дома. Эта разновидность самодеятельного урбанизма заполняет бреши, оставленные городскими властями, которые просто не способны управиться с потоком новых жителей. Мы уделяем много внимания деятелям инновационной экономики, что процветают в центрах мегаполисов. Но есть и другие инноваторы, те, кто работает на самом дне, но благодаря тяжелой работе и изобретательности которых города могут существовать[8].

Быстрое распространение небоскребов и рост трущоб в равной степени являются признаками нынешнего «века мегаполисов». Граждане даже самого ограниченного в средствах города зарабатывают больше, дают детям лучшее образование и пользуются большим материальным комфортом, чем их родственники в сельской местности. Среди первого поколения мигрантов, живших в фавелах Рио-де-Жанейро, неграмотных было 79 %; сегодня 94 % их внуков умеют читать и писать. В африканских городах к югу от Сахары, где живет миллион человек или более, детская смертность на треть ниже, чем в маленьких поселениях. Только 16 % деревенских индийских девушек в возрасте от 13 до 18 лет, чьи семьи зарабатывают менее двух долларов в день, ходят в школу, а для Хайдарабада этот показатель – 48 %. С того момента, как в Китае стартовала нынешняя урбанизация, ожидаемая продолжительность жизни в стране увеличилась на восемь лет. Если вы живете в Шанхае, то можете надеяться дожить до восьмидесяти трех, на десять лет больше, чем если бы вы обитали в сельской провинции на западе Китая[9].