Читать книгу "Адриана в мире теней - Катарина Зек"

Итак, помимо музыки Визгун преподавал языки, которыми мастерски владел сам. В четырнадцать я бегло говорила на французском и итальянском. Я также могла поддержать беседу на испанском и русском, переводила тексты римских и греческих поэтов многовековой давности. Иногда Визгун неохотно признавал, что я таки обладала «едва заметным ростком языкового таланта».

Услышать от Визгуна похвалу было для меня большой редкостью, зато он щедро сыпал упреками. На уроках музыки приходилось особенно тяжело. Они оставались настоящей пыткой, так как творческой одаренностью я не выделялась. Мой отец особенно удрученно опускал голову всякий раз, как я неуверенно перебирала пальцами по клавишам рояля. Он часами читал мне лекции о том, какими качествами, по его мнению, должна обладать достойная женщина, если она однажды хочет удачно выйти замуж. Конечно, замужество не являлось единственной целью моей жизни, но отцу было совершенно не обязательно об этом знать. Тогда считалось, что родителям лучше известны желания их ребенка. Роль женщины заключалась в следующем: выйти замуж, родить ребенка и на протяжении жизни во всем потакать мужу.

Вот почему я в тысячный раз сидела за этим проклятым роялем, часами упражняясь и слушая недовольные крики моего учителя. Я спрашивала себя, неужели это все, на что я могу рассчитывать в жизни? Мои длинные пальцы скользили по холодным клавишам рояля, дрожа в ожидании очередного удара.

Весной мне исполнилось восемнадцать, но я чувствовала себя вдвое старше. Долгие часы, проведенные на уроках Визгуна, измотали меня, и ранним вечером я, измученная, без сил падала в кровать. Думаю, что именно манера преподавания Визгуна была главной причиной моих частых болезней. Сколько бы времени я ни проводила на свежем воздухе, я всегда оставалась слишком бледной. Но порой у меня было достаточно сил перед учебой, и я тайком брала томики из отцовской библиотеки. Я просиживала за книгами часами, проживая тысячу новых жизней. Я отправлялась в далекое путешествие, сопровождая Энея и Одиссея, плакала вместе с Ромео и Джульеттой и волновалась за Макбета. Каждый раз, когда Визгун на несколько недель уезжал на воды и в особняке оставались только мы с горничной, я посвящала себя изучению философских трактатов. Некоторые из них дарили мне надежду, что однажды я смогу вырваться из оков моей нынешней жизни, которая была полностью продиктована другими людьми. Но я не строила воздушные замки. Моей единственной целью оставалось стремление угодить родителям, быть послушной дочерью, несмотря на то что каждый день на их недовольных лицах я читала немой укор.

Сегодня я уже не могу вспомнить точную дату своего рождения. Думаю, что я родилась в первой половине восемнадцатого века, хотя мне, конечно, нечем подтвердить свои слова. Мои родители разбогатели еще задолго до моего рождения. Они купили роскошный особняк в Дувре, чтобы моему отцу Томасу было удобно добираться до ближайшего порта. Купец, он не бывал дома месяцами, постоянно находясь в плавании. Его торговое судно рассекало волны различных морей земного шара. Наша семья избежала ужасов гражданской войны и чудесным образом не лишилась своих богатств. У меня не было братьев и сестер, по крайней мере законных. Мое рождение тяжело далось матери, она долго мучилась в схватках и потеряла много крови. С тех пор она никак не могла достаточно окрепнуть, чтобы выносить ребенка, и шанс на рождение наследника мужского пола, который мог бы пойти по стопам отца, был безвозвратно потерян. Наверное, это стало главной причиной ее неприязни ко мне. Она оставляла мое воспитание другим: нянькам и учителям. Завоевать одобрение матери было задачей не из простых. Она часто ругала, осуждала, обвиняла, упрекала. Только из тщетной надежды завоевать крохи ее любви годами я терпела тумаки и придирки. Я хотела быть любимой, хотела стать поводом для радости, хотела завоевать ее благосклонность. Возможно, однажды мне бы это удалось, если бы она не перечеркнула все, чего я достигла.

Я даже не заметила, когда она первый раз прикоснулась ко мне. Моя интуиция предостерегла меня, но я была еще молода, слишком молода, чтобы как следует к ней прислушаться. В тот день Визгун, как всегда, был недоволен – мне опять недоставало концентрации. Он нанес настолько сильный удар, что мои пальцы опухли, и я с трудом могла шевелить ими. Наш семейный врач прописал мне постельный режим, а также наказал беречь пальцы. Мне предстоял отдых длиной в несколько дней, и я наслаждалась теплой летней погодой, сидя у садового прудика с очередным романом из отцовской библиотеки.

Позже я часто вспоминала о том, что в тот день я почувствовала легкое касание и услышала странный шепот. На долю секунды я вернулась в то мгновение. Почему я сразу не ощутила ее присутствия? Ее касание было воздушным и легким, как перо. Она осторожно преследовала добычу.

Ее прикосновение было настолько необычным и новым ощущением, что мне сложно описать его словами. Я сидела на солнце с запрокинутой головой, подставляя щеки обжигающим лучам солнца. Внезапно моей кожи коснулся слабый, холодный ветерок, и я, вздрогнув, обернулась в поисках источника прохлады. Не обнаружив ничего кроме ярких цветов, зеленой лужайки и чистого солнечного света, я закрыла глаза. Что-то злое совсем близко. Я была убеждена, что неизвестная опасность витала в воздухе. Нет, я все себе надумала, откуда взяться ледяному ветру в такой жаркий день? Логичность этой мысли отогнала страх. Я спряталась от дурных мыслей в мягкой траве и провела остаток дня, развлекаясь.

Когда отеки спали, Визгун снова появился в нашей усадьбе. Пытки возобновились, и, как мне показалось, с удвоенной силой.

Осень подходила к концу, пушистые снежинки накрыли землю белым покрывалом. Дни становились короче, темнело так рано, что мне запретили покидать дом после занятий. Это мистическое, полное тайн время года, которое я так сильно любила, будучи ребенком, теперь превратилось в кошмар. Я оказалась в ловушке между бесконечными причитаниями моего учителя и упреками отца, чьи требования были настолько высоки, что я просто не могла им соответствовать. Я жила мечтами о тайном пути к свободе, который я хотела найти где-нибудь за потайной дверью.

Если бы я тогда знала, что меня ожидает, я уж наверняка была бы умнее, постаралась бы всем сердцем полюбить свою жизнь и быть покорной. Но с течением времени я становилась только более молчаливой и замкнутой. Я избегала общества прислуги, хотя они были единственными людьми, которые меня уважали и не скупились на комплименты. Я все меньше виделась с родителями, так как мой отец все чаще бывал в плавании, а мать взяла привычку сопровождать его в путешествиях. Может быть, она просто хотела помешать появлению бастардов на других конти- нентах.

В один прекрасный день отец и мать, светящиеся от счастья, вернулись из Лондона и поделились со мной новостью о том, что они нашли мне подходящего мужа. Визгун как раз покидал наше поместье. Он научил меня всему, что знал, и если я по причине моей безграничной неспособности довести все до совершенства что-то упустила, то была не его вина. Он исчез из моей жизни, не попрощавшись. Я никогда не тосковала по нему, но в глубине души чувствовала, что одна из укоренившихся детских привычек просто пропала.

До моей свадьбы оставалось несколько недель. Царила суматоха, которой я пыталась избежать всеми возможными способами. Приглашения были написаны и разосланы в разные уголки мира. До этого момента я даже не подозревала о том, что мои родственники разбросаны по всему земному шару. Ответы приходили каждый день, и, к моему глубокому разочарованию, по большей части совершенно незнакомые мне люди сыпали поздравлениями и обещали приехать на церемонию. Свадьба в Дувре была тщательно спланированным общественным мероприятием. Мой жених, сын какого-то могущественного англичанина, который, как и мой отец, занимался торговлей с туземцами английских колоний, был настолько богат, что все кругом изводились от зависти. Именно поэтому моя мать поставила себе целью сделать из меня к свадьбе милейшую женщину. При помощи белой пудры она превратила мою нездоровую бледную кожу в аристократическую утонченную бледность. Мои непослушные рыжие волосы она стянула в тугой узел. И последнее, но не менее важное, она обвела мои серые глаза угольным карандашом.