Читать книгу "Там, где лес не растет - Мария Семенова"

Между тем пёс, отпущенный венном погулять, деловито задраллапу у ближайших кустов и сразу вернулся. Стоит ли далеко отлучаться, когда кхозяину подходят всякие незнакомцы? Враждебности кобель, впрочем, не проявлял,просто сел рядом и заулыбался во всю пасть, радуясь отдыху и слушая людскойразговор. Он выглядел куда дружелюбней, чем бывали обычно его собратья попороде. Вот только приблудные шавки, во множестве обитавшие у ворот и обычно неупускавшие случая побрехать на чужаков, как-то сразу смутились и вспомнили онеотложных делах, ожидавших их за углом воротной башни, подальше от мохнатогонезнакомца.

– Верное слово ты молвил, господин мой, – задралрусую голову венн. Голос у него оказался мужественней, чем вроде бы обещалавнешность. Он гулко похлопал пятернёй по жёсткому борту, выгнутому из вощёнойкожи, наподобие воинского щита: – Сам не нарадуюсь батюшкиной работе! Третийраз луна обновилась, как из дому уехал, а не изломалась, ни разу не подвела.

– Третий месяц? – невольно переспросил старшина идаже слегка нахмурился.

Страна веннов по справедливости считалась гораздо болеезимней, чем здешнее побережье. Там и сейчас снегу наверняка было по уши. А ужтри-то месяца назад!.. Даром ли шутят про веннов жители Галирада, что у тех вкаждой избе по две двери: одна как у всех людей, а другая – на крыше, зимойчерез сугробы перелезать. По такой поре да в тележке?..

Торговый гость стоял рядом, усмехался в усы и не торопилсяничего объяснять. Однако паренёк, как видно, не впервые сталкивался с людскимлюбопытством. Он ответил на невысказанный вопрос, сняв с упора и двинув вперёдещё один деревянный рычаг. Кожаное днище, снабжённое для прочности деревяннымирёбрами, плавно опустилось на землю, колёса же оторвались от дороги. Тележкасделалась ещё больше похожа на лодку. Сразу стало понятно, каким образом в нейможно было ездить по снегу и густым верещатникам. И даже небольшие речки сболотцами, наверное, пересекать.

– Изрядный умелец твой батюшка, – искреннепохвалил стражник. Он сам вырос на корабле и понимал толк в разныхприспособлениях, облегчающих жизнь странствующему человеку. Но тележкатележкой, а и обязанности не следовало забывать. И он спросил: – А ты, парень,сам чей будешь? Что-то я твоих знаков рода то ли узнать не могу, то ли вовсе невижу…

И это было отчасти даже подозрительно, ибо мало кто такревновал свою родовую честь, как венны.

– Моей семье, добрый господин мой, ни к чему особыезнаки, – отвечал словоохотливый путешественник. – Потому что мы всюдудома, где лес есть, а там, где лес не растёт, венну и делать нечего, ведь так?Мы – дети Кокорины[1]: Хонга да Конда, Голомень да Разсоха,Мяндач да Железный Дуб… – Тут он улыбнулся и развёл руками, и сталопонятно, что сейчас речь пойдёт о его собственном прозвании. – Ну иКоренгб[2], конечно. Ибо как в добром лесу да без коряги? Никак!

Он густо окал, как всё его племя, и, произнося своё имя,выделил голосом последнюю букву, так что стражник даже не вдруг узнал знакомоеслово. В Галираде его произносили иначе и с иным ударением: «кбренга». Старшинапоневоле вздохнул про себя. Он, конечно, успел рассмотреть, что ноги парня дажепод толстой меховой полстью[3] выглядели слишком худыми. И, покатот возился с рычагами, совсем не помогали движению тела. Коренга был калекой.Вполне сообразно имени – корягой в красном лесу. Стражник подумал о том, что вгороде, где он, островной сегван, привык чувствовать себя своим, этому парню изсоседнего племени, пожалуй, придётся запастись терпением не только противсуетного любопытства зевак. Весьма вероятно, что над ним ещё и за его выговорстанут смеяться, начнут дразнить, имя на все лады перекраивать…

Старшине вдруг стало стыдно. Он ведь и сам едва не спросил,что за великая надобность посередь зимы погнала безногого из дому, от тёплойпечки, от отцовой заступы, от мамкиных пирогов. Проглотив вопрос, которогонипочём не задал бы здоровому, он сказал:

– Товара, так понимаю, с собой не везёшь… Не пса ведьна продажу привёл?

Коренга улыбнулся ещё шире и обнял любимца за шею. Кобельпереступил с лапы на лапы и смачно облизал хозяйскую щёку. Нет, братьямиторговать тут никто не собирался.

– Я, – сказал молодой венн, – у тебя вгороде, господин мой, не задержусь. Мне бы только узнать, не идёт ли в скоромвремени какой корабль в страну Нарлак, в город Фойрег.

Старшина сделал на своей дощечке пометку и кивнул.

– Об этом на причалах расспросишь. – Ему смертькак хотелось поинтересоваться, а хватит ли у венна денег на такую поездку. Нооб этом, опять же, он не стал бы спрашивать человека, пришагавшего на своихдвоих или приехавшего на лошади. Старшина хорошо знал, как легко обидетькалеку. Его родной батюшка некогда лишился руки, после чего дружная заботагалирадской родни чуть не довела старого воина до беспробудного пьянства.Всё-таки стражник добавил, не удержавшись: – Вот что… Надумаешь заночевать напостоялом дворе, где ваше племя часто останавливается, выспроси госпожуЛюбочаду. Её всякий в городе знает.

– Спасибо, добрый господин мой, – наклонил головувенн.

Повозки торгового обоза одна за другой покидали площадку и,тяжко поскрипывая, въезжали в городские ворота. Скоро тронулся с места иКоренга в своей хитроумной тележке, и деревянный свод башни проплыл над егоголовой. Пёсьи когти и маленькие колёса застучали по уличным мосткамсольвеннской столицы.

Глава 2. За море, по нитки

Надобно молвить, в Галирад Коренга въезжал не без некоторогозамирания сердца, и тому имелись причины помимо всем известной нелюбви веннов кбольшим городам. Сколько видел он на своём пути деревень и погостов, вездеповторялось почти одно и то же. Из-под каждых ворот вылетали брехливые шавки –и непременно норовили если не куснуть его спутника-пса, то уж всячески егооскорбить. Правильный боевой кобель всякий раз изготавливался примерно наказатьразномастных обидчиков, но движение поводка неизменно напоминало ему о вещахболее важных, чем уязвлённая гордость. И он поневоле ограничивался тем, чторасправлял боевым знаменем пышный хвост и не шёл, а выступал на напружиненныхлапах – вот, мол, всем вам!.. А потом за тележкой Коренги увязывались дети иоказывались во сто крат хуже дворняжек, хотя бы потому, что пёс не могпослужить от них обороной. В лучшем случае они требовали прокатиться, а бывало,лезли чуть не на колени, без спросу хватались за рычаги. Нахальные дети,«безстудные», как выражалось его племя, росшие при торной дороге, могли ли онивоспитаться иными? Поднимался шум, выходили взрослые… Да вместо того, чтобыусовестить расшалившихся чад, сами давали волю праздному любопытству. И чтоему, замурошке такому, в родной избе не сидится, и где ноги оставил, и есть ливообще они у него, ноги-то, или он пеньки прячет под полстью?..