Читать книгу "Танцы со смертью: Жить и умирать в доме милосердия - Берт Кейзер"

Вместе с автором переходишь от больного к больному, в рутине повседневной жизни больницы, вместе с автором оплакиваешь смерть этого мужчины, этой женщины, и каждая смерть становится твоей собственной невосполнимой утратой.

Не сразу, не с первых страниц, но в какой-то момент чтения тебя вдруг пронзает мысль, что ты, в сущности, сопутствуешь современному Данте, которого направляет его неизменный Вожатый, его Вергилий, в данном случае – Смерть. Медсестра Мике, словно Беатриче, – нянька, по словам Мандельштама[2], – верная помощница и опора Врача, неразлучно находится рядом с ним. И когда, почти дойдя до середины книги, встречаешь прямое упоминание: надпись на вратах Дантова Ада, – это только подтверждает твою догадку.

Антон рассказывает о происшедшем, прошедшем. Пациенты его уже мертвы. Исключая, в сущности, второстепенных персонажей, необходимых для оркестровки повествования, он единственный живой в этом царстве теней. Но драматизм происходящего в том, что только ты знаешь об этом; сами они, переживая – кто-то, в какие-то мгновения, рай, кто-то – чистилище и все они – ад земного страдания, еще не знают, что для Автора и для нас они – тени, неподвластные времени.

Первое издание книги вышло в 1994 году. Автору было тогда 47 лет, что при нынешней продолжительности земной жизни не слишком далеко отстоит от ее половины. В книге Берта Кейзера действительно можно видеть своего рода постмодернистскую вариацию Божественной комедии. Людские судьбы обрамлены многослойной сетью исторических ссылок, отголосков бытовых событий, зарисовок природы, литературных аллюзий. Язвительный сарказм и щемящий лиризм; юмор, горькая ирония и раблезианское зубоскальство в пределах «материально-телесного низа»; отвлеченное философствование и фрагменты из прозы и поэзии разных эпох и культур («цитатная оргия», вспоминая слова Мандельштама из Разговора о Данте) – делают книгу своего рода энциклопедией современной культуры.

Это нелегкое чтение. Оно требует работы и ума и сердца. Но ведь, в сущности, книги пишутся не для читателей. Как всякое произведение искусства, книгу, хорошую книгу, Автор пишет для самого себя – с тайной целью: побудить читающего отождествить и себя с автором. В неистребимой жажде бессмертия автор ищет в читателе самого себя. Но и читатель ищет себя в авторе. Только такой читатель, зритель, слушатель уврачует душевную рану, спасет и Автора и себя от бесчеловечного, убийственного одиночества.

Дом милосердия, больница, в которой находишься с первой до последней страницы книги, носит название Де Лифдеберг (нидерл. de Liefdeberg, гора любви). Это микрокосм, драматически концентрирующий проблемы нашего времени. De Liefdeberg перекликается c Der Zauberberg. Волшебная гора – так называется вышедший в 1924 году знаменитый роман Томаса Манна. В туберкулезном санатории близ Давоса скрещиваются судьбы людей в атмосфере близости смерти, на фоне апатии в преддверии Первой мировой войны, которую никакое волшебство не в силах было предотвратить. Дом милосердия Берта Кейзера уже одним своим названием указывает путь надежды: любовь.

Каждый из нас умрет. Момент смерти – момент абсолютного одиночества. И бесспорная ценность этой книги – показать, что сострадание, душевная поддержка даже смерть делают частью жизни. Возможность этого становится на страницах книги темой мысленной дискуссии с одним из наиболее противоречивых философов ХХ века, Людвигом Виттгенштайном (Берт Кейзер посвятил ему одно из своих сочинений). В этой книге о смерти Берт Кейзер проходит от одной станции к другой по Via Dolorosa не только своих пациентов – по ней рано или поздно пройдет каждый из нас. Увлекая нас за собою, он странствует от античности до нашего времени по необъятному пространству культуры, с ее писателями, философами и поэтами, изобразительным искусством и музыкой. Не все эти аллюзии и ссылки полностью совпадают с нашим ареалом культуры. Указываемые в примечаниях ссылки на мало или совсем неизвестные артефакты помогут интересующимся читателям познакомиться с ними, воспользовавшись Интернетом.

Остается добавить, что эта трагикомическая книга о нашем невыносимом прекрасном мире, о происходящей на земле и для кого-то продолжающейся на небесах круговерти жизни и смерти[3] вполне заслуживала бы названия Божественная комедия – если бы оно уже не принадлежало другому сочинению, без которого настоящая книга никогда не была бы написана.

Упоминая о человеке, который смертельно боялся умереть в одиночестве – а умер от сердечного приступа на семейном празднике, книга завершается фразой: «Ах, может быть, он никогда не чувствовал себя более одиноким, как в те последние минуты, среди стольких людей». Не оставлять человека одного, и прежде всего при встрече со Смертью, – вот, собственно, пронзительное послание и смысл этого повествования.

* * *

Приношу глубокую благодарность доктору Сибрену Бринку, без которого я не пробрался бы сквозь чащу нидерландских бытовых и словесных реалий; Рут Фокерман, от которой я получил немало ценных советов; сыну Владимиру, врачу, помогавшему разбираться в дебрях медицинской тематики; дочери Глаше за деятельную и умную помощь в странствиях по бесчисленным закоулкам русской словесности и жене Валентине, чья любовь и забота не покидали меня на протяжении всей этой книги.

Нидерландские фамилии (Jaarsma, De Gooyer и др.), а также такие, как Beckett, Gittings, Wittgenstein даются в форме, наиболее точно воспроизводящей их оригинальное написание и произношение.

Дмитрий Сильвестров

Танцы со Смертью

– Доктор, почему у меня боли в груди?

– У вас пропускает сердечный клапан.

– Но почему он у меня пропускает?

– Минуточку, сейчас позвоню вашему священнику.

Предисловие

Человеческая дилемма: обладать духом и быть телом – нигде не проявляется столь болезненно и столь явно, как в медицине. Болезненно, потому что быть телом означает, что мы умрем. Явно, потому что обладать духом означает, что мы это знаем.

Притом что медицинское образование сосредоточено именно на теле, смерти уделяют не слишком много внимания. Ведь молекулы, из которых в конечном счете состоит наше тело, не умирают, но просто-напросто перемещаются, как в нас самих, так и вне нас, как до нашей смерти, так и после нее. Череп, эмблему смерти, часто встречаешь в книгах по медицине, но под покровом анатомической латыни, там она не является к нам со своей костлявой ухмылкой. И один из наиболее поразительных аспектов медицинской практики заключается в том, что так много пациентов умирают, – именно об этом я и хочу рассказать в своей книге.

В медицине есть куда более интересные вещи, чем блестящие хирургические операции или наилучшее лечение гипертонии: сама история этой науки; эффект плацебо; спор с альтернативными методами лечения; суть глагола умереть; весьма ограниченная научность медицины; магический эффект двойного названия; неудачи исследований причин возникновения рака; обывательские представления об анатомии; поразительная переоценка возможностей медицины; старания людей перекричать сознание того, что они умрут; ни на чём не основанная вера в то, что душа укоренена в мозге (обладать духом – и быть телом) и т. д. Об этих и подобных вещах повествуют страницы книги.