Читать книгу "Старые друзья - Жан-Клод Мурлева"

– Неужели тебе не хочется увидеться с Марой?

Жан взял на себя труд связаться с Лурсом и Марой и в тот же вечер передал мне их ответ: оба нашли идею восхитительной и согласились приехать. С этого момента затея перестала казаться мне такой уж дурацкой, и я даже попытался дозвониться до Люс. Ее номер я нашел в справочнике департамента Юра, где она значилась под девичьей фамилией – Люс Маллар. Целую неделю никто не подходил к телефону, но потом я все же дозвонился. Люс извинилась – она только что вернулась домой из командировки. Мы не разговаривали сорок лет, но ее голос ничуть не изменился и был все таким же молодым и решительным. «Сильвер! Поверить не могу! Как здорово, что ты позвонил! Ты хоть знаешь, что я часто о тебе думаю? Постоянно вспоминаю то утро, когда мы все вместе отправились путешествовать автостопом. Ты не забыл? Господи, у меня прямо слезы на глаза навернулись…» Я сказал, что тоже часто думал о ней. Я не лгал. Предложение Жана удивительным образом ее взволновало. Она несколько раз повторила, что это грандиозная, да-да, грандиозная идея. С общего согласия мы обошли молчанием вопросы, касавшиеся ее и моей личной жизни, которые интересовали нас больше всего. Оставили их до того времени, когда увидимся. Перед тем как повесить трубку, она все же спросила: «Ты еще играешь на гитаре?» Я не брал в руки гитару с тех пор, как мне исполнилось двадцать два года, и мне стало ясно, что нам предстоит узнать друг о друге очень много нового – так много, что мне и не снилось.

Остров Уэссан выбрал я. Дата – начало октября – всех устроила. Я прибыл на место чуть раньше, чтобы получить ключи и подготовить дом к появлению остальных. Они договорились, что приедут одним паромом, в воскресенье, то есть назавтра. Я буду встречать их на пристани в 18:10.

Из окон каждой комнаты на втором этаже открывался вид на океан. Но я устроился в спальне на первом – самой маленькой и темной из двух – и свои вещи отнес туда. Меня грела мысль, что ребята оценят мое благородство. В гараже нашлось три велосипеда в рабочем состоянии, надо было только подкачать шины. Оседлав самый из них приличный, я покатил в Ламполь – небольшой городок по соседству. На улице уже стемнело, и тихий шорох динамо-втулки на колесе приятно грел мне ухо. Я поужинал в первой попавшейся блинной, где был единственным посетителем. Я ждал, пока меня обслужат, и думал о своих четырех друзьях; о тех немногих годах, которые мы провели вместе, – это было давно, но они навсегда сохранились в моей памяти. С собой я прихватил детектив, но он так и остался лежать нераскрытым возле моей тарелки. Закладка манила меня: ну, давай же, читай, но я уже перенесся в другое место и другое время, и единственный сюжет, занимавший меня в ту минуту, был сюжет о нас – история Жана, Мары, Лурса и Люс. И моя собственная.

Перспектива вскоре увидеть их всех чудесным образом оживила мою память. Хозяйка заведения, должно быть, приняла меня за чокнутого – я сидел с отсутствующим видом, глядя в одну точку. А может, она решила, что я кого-то убил и сейчас воскрешаю в воображении картину преступления. Или что я намерен покончить с собой, и это мой последний в жизни блинчик (интересно, она по этому случаю положит мне побольше начинки?) – во всяком случае, со мной явно что-то не так. «Вам нехорошо, месье?» – обеспокоенно спросила она. «Все нормально», – успокоил я ее. Со мной и правда все было в полном порядке, просто меня затопило воспоминаниями. Открылась какая-то брешь, и в нее хлынуло прошлое. Это продолжалось, пока я ел, пока ехал обратно на велосипеде, пока сидел в тишине на диване, закутавшись в плед и изучая рисунок обоев. Это продолжалось всю ночь, которую я провел в полусне.

Память помимо воли снова и снова возвращала меня к одной и той же сцене, участниками которой были Мара и я и после которой я чувствовал себя примерно как после автомобильной аварии.

Я работаю в курятнике. На мне заляпанные шорты и резиновые сапоги. Мне семнадцать лет. Я голый до пояса. У меня узкая грудь и тощие руки и ноги. По лицу и спине у меня стекает пот, на который налипает сероватая пыль. Эта пыль везде – у меня на ресницах, в глазах, в ноздрях, на губах. Волосы приклеились ко лбу. От резкой вони помета трудно дышать. Отец попросил меня почистить курятник, и я скрепя сердце согласился, взял большую лопату и метлу и бодро принялся за дело, чтобы поскорее с ним покончить. Потом я приму душ, надену свежую рубашку, побрызгаюсь одеколоном, сяду на мопед и поеду в город, на свидание с Марой. Она и не догадается, на кого я был похож какой-нибудь час назад, потому что я изничтожу все следы грязи и дурного запаха. Но мой план рухнул в ту секунду, когда она неожиданно появилась в дверях курятника, застав меня в ситуации, ужасней которой и представить себе было нельзя. С черными вьющимися волосами, в коротком красном платье, открывавшем загорелые ноги, с голыми руками и плечами, она была красива до умопомрачения и абсолютно не на месте посреди всего этого мусора и смрада. Я чуть не умер от стыда. Лучше бы она увидела меня нагишом. Она отступила на шаг, чтобы не наглотаться пыли, споткнулась о тачку, помахала перед лицом рукой, присвистнула и сказала: «Привет, Сильвер! Вау!» Она улыбнулась, но было слишком поздно: я успел заметить, как ее прелестный ротик на миг скривился в гримасе; чуть дернувшаяся верхняя губа без слов говорила: «Фу, какая гадость!» Кроме того, я уловил в ее глазах удивление, означавшее: «Так вот где ты живешь! Вот чем занимаешься!»

Что касается Люс, то с ней меня связывали гораздо более приятные воспоминания. Раннее летнее утро… Мы вдвоем стоим на обочине деревенской дороги, возле ног – рюкзаки. Мы впервые отправляемся в дальнее путешествие. Автостопом. Мы свободны. Свобода нас пьянит. «Скажи, классно?» – спрашивает она, и я отвечаю, что да, конечно классно. Я знал, что завтра с безоблачной радостью встречу ее на пристани, и порукой тому – ее голос в телефонной трубке.

Лурс… Думая о нем, я неизменно вспоминал кошмарный эпизод, свидетелем которого не был, узнав о нем от самого Лурса («Имей в виду, Сильвер, об этом слышали всего четыре человека»): он лежал в классе на полу и держал руками мертвую женщину. Я не представлял себе, какой он сейчас, насколько успешно его крупное тело справляется со временем, до какой степени он изменился.

Трех из своих друзей я помню семнадцати-восемнадцатилетними, потому что с тех пор с ними не виделся. Их образы навечно застыли в этом возрасте. Жан – другое дело. С Жаном мы никогда не теряли друг друга из виду, никогда не переставали дружить и даже стариться начали вместе.

Рассвет в пустом доме застал меня в том же полугипнотическом состоянии. Я как будто все глубже погружался в прошлое и уже дошел до поры, которую привык называть «эпохой цесарок» – когда был молод отец и жива мать, когда мы спорили с сестрой, когда у нас была собака и я был ребенком. Я шагал по тропинке вдоль океана, покупал в местной лавке продукты к ужину, а в памяти всплывали лица и голоса. Пакеты и бутылки – рыбу, рис, приправы, помидоры, сливочное и оливковое масло, оливки, хлеб, сыр, белое вино, виски, минеральную воду – я уложил в корзинку на багажнике. Что ест Жан, я знал, но о вкусах остальных не имел понятия – слишком давно мы не виделись. Хотел было заняться стряпней, но решил, что лучше дождусь остальных и мы приготовим ужин все вместе, иначе получится, что они у меня в гостях. Кроме того, если между нами возникнет неловкость, будет очень кстати занять чем-то руки.