Читать книгу "Сомнамбула 3. Книга 3. Бегство сквозь время - Сергей Волков"

Вопреки установленным правилам, челнок причалил не к одному из технических «этажей»-отсеков станции «Амур», а прямо к главному шлюзу, расположенному на торце центрального ствола. Вахтовики, прибывшие отработать свои положенные двадцать пять суток со всех уголков Солсиса, взволнованно загудели, но пилот челнока по внутренней трансляции сообщил, что поводов для волнения нет, а затем обратился непосредственно к Анне:

— Госпожа Петровская, прошу покинуть борт. Вас ждут.

Анна, во время короткого перелета успевшая с помощью карманного робота-косметолога избавиться от астро-макияжа, глубоко вдохнула, поднялась из анатомического кресла и проследовала за мигающими зелеными стрелками на полу между рядами сидений к выходу. Вахтовики проводили ее удивленными взглядами.

Степан Гумилев лично прибыл в шлюз встретить неожиданную гостью. Охранники в глухих шлемах и черной силовой броне, с импульсаторами наперевес, выстроились по периметру посадочной площадки. Президент «Кольца» стоял под эмблемой своей корпорации — белым кольцом в голубом поле — и выглядел несколько растерянным. За его спиной, на почтительном расстоянии, замерли два референта в фирменных корпоративных бело-голубых комбинезонах.

Анне бросилось в глаза, что Степан Николаевич очень похож на Матвея, с поправкой на возраст, разумеется. Точнее, наоборот: конечно же, Матвей похож на отца — та же линия скул, тот же волевой подбородок, те же брови, глаза…

И еще Анна заметила, что Гумилев-старший выглядит очень уставшим. Тени под глазами, глубокие морщины, бледная кожа. «Он много работает, — поняла девушка. — И переживает за сына».

Встретиться со Степаном Николаевичем и мамой Матвея Варварой Петровной Анна должна была на свадьбе. И, наверное, так бы все и случилось, не полети она на Землю за тем проклятым платьем от Филиппа Пятеркина. Известнейший на всю Солнечную систему модельер жил и творил в суровом Санкт-Петербурге, одном из пяти сохраненных по решению Генеральной Ассамблеи Объеденного человечества городов Северного полушария. Когда три сотни лет назад, сразу после Первой Колониальной войны, полярные шапки Земли начали расти и наступил новый ледниковый период, были выстроены пятикилометровые бетонные дамбы-рассекатели, защитившие Санкт-Петербург, Копенгаген, Лондон, Париж и канадский Торонто от уничтожения. Конечно, почти все население покинуло мегаполисы и там остались только ученые, музейщики и обслуживающий персонал многочисленных отелей — скованные льдами древние города превратились в туристические достопримечательности. Каждый ребенок в Солсисе знал, что Дед Мороз живет на Земле, в бывшем дворце русских царей, не зря называемом Зимним. Попасть туда на новогодний бал было заветной мечтой всех мальчишек и девчонок Солнечной.

Санкт-Петербург также стал Меккой для художников, писателей, музыкантов. Некоторые из них предпочитали экопоселения экваториального пояса, куда не дополз ледник, но самые известные, самые прославленные — и модельер Филипп Пятеркин в их числе — творили в Северной Пальмире, прогуливаясь в свободное время по изумрудному льду каналов меж ледяных изваяний нобелевского лауреата Теодора Космодимианского.

Но Анне так и не суждено было увидеть полярное великолепие Санкт-Петербурга. Вместо этого она в числе прочих пассажиров «Юрия Речникова» оказалась в плену экстремистов, и началась страшная, изматывающая душу эпопея, которая в конечном итоге привела ее сюда, на станцию «Амур».

Процокав каблучками по трапу, Петровская ступила на чуть подрагивающую рифленую палубу шлюзового отсека. Степан Гумилев сделал шаг навстречу несостоявшейся невестке — и остановился. Несколько секунд они стояли так, разглядывая друг друга. И неожиданно поддавшись общему порыву, бросились навстречу, обнялись…

— Девочка моя… — дрогнувшим голосом прошептал Гумилев.

Анна беззвучно рыдала, уткнувшись носом в плечо президента корпорации «Кольцо».

— Почему ты сразу не связалась со мной? — укоризненно спросил Гумилев, внимательно глядя на Анну.

— Сразу? — девушка опустила глаза, меланхолично помешала ложечкой остывший чай. — Не знаю. Времени не было. И потом… Я искала Матвея. Ходила и везде пыталась его увидеть. Мне казалось… Я надеялась… Что он тоже ищет меня! А потом… В общем, я поняла, что только вы… только вы сможете помочь мне… нам с Матвеем… Где ваш сын? Где он?!

Степан Николаевич вздохнул.

— Ищем, Анюта, ищем.

Они сидели в огромном Зале приемов станции уже больше часа. В стороне от длинного банкетного стола официанты накрыли уютный круглый столик для двоих, сервировав его по высшему разряду, как для первых лиц колониальной администрации. Серебряные приборы, хрусталь, коллекционный фарфор. Гумилев еще до того, как Анна ступила на борт станции «Амур», распорядился насчет меню и сейчас на тарелках исходили ароматным паром пожарские котлеты, призывно багровела в глубоких мисочках солянка, румянилась на блюде основательная кулебяка. Степан Николаевич был приверженцем национальной русской кухни и дорогую гостью решил попотчевать от души, справедливо рассудив, что за время перелета Анна проголодалась.

Но девушка только поковыряла вилочкой котлету, равнодушно отодвинула солянку, а на салат оливье с перепелиными яйцами даже не взглянула. Сделав маленький глоточек вина, она испытующе посмотрела на президента корпорации «Кольцо» своими выразительными миндалевидными глазами, в которых жили тоска и боль.

Потом они долго говорили. Анна рассказывала о своих приключениях, хотя Гумилев про себя решил, что правильнее было бы назвать все пережитое девушкой «хождением по мукам». Когда Петровская дошла до попыток подсадить к ней в мозг суррогатную личность, Степан Николаевич вздрогнул.

Он похоронил сына больше года назад, в октябре шестьдесят восьмого, когда получил из «Беллоны» официальное извещение о смерти Матвея. Тело старшего лейтенанта Гумилева не нашли, обряд проводили, что называется, «заочно». В орбитальном храме Святого Николая-чудотворца прошла церемония отпевания, и родовое кладбище Гумилевых на Луне пополнилось скромным обелиском из черного лабрадорита.

Горе придавило Степана Николаевича, точно чугунная плита. Все валилось из рук, мысли путались, перед глазами стоял туман. Бессонными ночами он смотрел на звезды и представлял сына в боевой рубке корвета «Скорпион». Представлял — и не мог до конца поверить, что Матвея больше нет.

Чтобы как-то избавиться от депрессии, Гумилев-старший прошел курс психореабилитации и с головой погрузился в работу, благо ее хватало. Но мотаясь по Венере, совершая как минимум трижды в день перелеты с орбиты на поверхность планеты и обратно, он все равно не мог перестать думать о Матвее. Что-то, невыразимое в словах, подсказывало ему: сын жив. И тогда Степан Николаевич вызвал начальника Службы безопасности корпорации «Кольцо» и отдал приказ начать поиски.

— Теперь у нас уже нет сомнений, что приговоренный к казни Максим Верховцев и Матвей — одно и тоже лицо, — закончил свой рассказ Степан Николаевич. — Так что ты можешь гордиться собой: тебе удалось то, чего не сумел, точнее, не успел сделать я.