Читать книгу "33 стратегии войны - Роберт Грин"

Преданность солдат [Юлию Цезарю], подтвержденную многими свидетельствами, по – видимому, следует считать достоверной. Без нее он не сумел бы достичь того, чего достиг. Эпизод, о котором часто упоминают, когда ему удалось единственным словом подавить зарождающийся мятеж (в обращении к своим людям он назвал их не товарищами по оружию, как обычно, а гражданами), позволяет нам понять его намного лучше, чем любые рассуждения. Момент был напряженный донельзя. Цезарь находился в Риме, после того как нанес поражение Помпею, и намеревался отплыть в Африку, чтобы схватиться там с мощной армией сената. В городе его окружали лишь враги и недоброжелатели. Он мог полагаться исключительно на свою армию, и тут лучшие, самые преданные ему легионы взбунтовались. Чуть не убив командиров, они самовольно отправились в Рим, громогласно заявляя, что более не желают служить Цезарю. Он послал за ними, распорядившись, чтобы те явились вооруженными, – указание совершенно в его духе. Рассказы о Цезаре всегда свидетельствуют о его полном безразличии к опасности. Выйдя прямо к легионерам, он попросил объяснить, что у них случилось, и внимательно выслушал все жалобы: о том, каковы их заслуги, сколько тягот им пришлось перенести и каким скудным оказалось вознаграждение. В конце они заявили, что не хотят больше служить. Ответ Цезаря также был характерен для него – великодушная, очень краткая речь, которую мы приведем полностью: «Вы правы, граждане. Вы тяжко трудились – вы много страдали. Вы хотите отставки. Вы ее получите. Я отпускаю всех вас. Вы получите вознаграждение. Никто не сможет сказать обо мне, что я использовал вас, когда был в опасности, и оказался неблагодарным, когда опасность миновала». Вот и все – но этого было достаточно, чтобы легионеры, выслушав Цезаря, полностью подпали под его обаяние. Они кричали, что никогда его не оставят, просили простить, снова считать их своими солдатами. За словами стояла его личность, и, хотя воссоздать ее мы не можем, что – то удается уловить даже из этих коротких, простых фраз: сила и достоинство, хладнокровно принимающие весть о том, что его бросают в тяжелейшую минуту; гордость, не позволяющая проронить ни мольбы, ни упрека; спокойное терпение человека, который знает людей и ничего от них не ждет.

Эдит Гамильтон «Римский путь», 1932

В разгар всеобщей тревоги русский император Александр I (1777–1825) неожиданно выступил с предложением. Его план показался многим лекарством даже более опасным, чем сама болезнь. Русская армия была самой большой и сильной в Европе; Александр предлагал послать свои войска в Испанию и Неаполь для подавления обоих мятежей. В обмен на эту услугу было выставлено условие: оба короля должны провести либеральные реформы в своих странах, предоставляющие населению больше свобод, дабы довольные жизнью граждане более не помышляли о бунтах.

Император видел в своем плане нечто большее, нежели практическую программу по спасению европейских монархий, – он был частью великого крестового похода, шагом к осуществлению мечты, которую Александр лелеял с первых дней своего царствования. Глубоко верующий человек, он хотел добиться, чтобы европейские монархии сами реформировали себя и создали нечто вроде христианского братства мудрых, справедливых правителей во главе с ним, православным царем. Хотя власть предержащие и воспринимали Александра с его утопическими идеями как своего рода юродивого, однако многим либералам и даже революционерам в Европе он виделся другом и защитником – редкостный правитель, симпатизировавший их делу. Поговаривали о его контактах и даже общих делах с различными людьми либеральных взглядов.

Александр настойчиво продолжал развивать свою идею: теперь он предлагал ведущим европейским державам провести конгресс для обсуждения будущего Испании, Неаполя и самой Европы. Английский министр иностранных дел, лорд Каслри, направлял царю письмо за письмом, пытаясь отговорить его от этой затеи. Ни в коем случае не нужно вмешиваться, когда другие страны выясняют отношения между собой, увещевал он; не нужно препятствовать Англии помогать дружественной и союзной Испании пресечь мятеж. Австрия готова оказать такую же помощь Неаполю. Другие министры и монархи писали Александру о том же, приводя сходные доводы. Они единым фронтом выступили против плана русского царя. Только один человек – министр иностранных дел Австрии князь Клеменс фон Меттерних – ответил Александру в другом ключе, и это было по меньшей мере удивительно.

Меттерних, вне всякого сомнения, был самым влиятельным и могущественным из европейских министров. Реалист до мозга костей, он всегда медлил, прежде чем решиться на какой – то смелый шаг или – тем более – вовлечь Австрию в какое бы то ни было предприятие. Он был консерватором и свято верил в неоспоримое преимущество стабильности. Если перемены и должны происходить, пусть происходят медленно и постепенно. Но Меттерних к тому же был для многих загадкой – истинный царедворец, он мало говорил, не спорил и все же неизменно добивался своего. Сейчас он не только поддержал идею Александра о созыве конгресса, но и был, казалось, открыт для других идей русского царя. Может, за прошедшие годы с ним произошли душевные перемены и он с возрастом полевел, склоняясь к более радикальным взглядам? В любом случае, он лично занялся организацией конгресса, назначив его на октябрь того же года и определив место проведения – австрийский городок Троппау (в наши дни г. Опава в Чехии).

Александр I был в восторге: имея Меттерниха в качестве союзника, он мог рассчитывать на осуществление своих предложений и еще на многое помимо того. Между тем, когда он прибыл в Троппау, обнаружилось, что представители других стран – участниц конгресса (так называемого конгресса Союза пяти в Троппау и Лайбахе) настроены отнюдь не на дружеский лад, они держались настороженно, чтобы не сказать больше. Французы и пруссаки были холодны; Каслри вообще отказался приехать. Чувствуя отчуждение и изоляцию, Александр вновь воспрянул духом, когда Меттерних предложил участникам конгресса провести частные встречи для обсуждения предложений царя. В течение нескольких дней они часами сидели, запершись в зале заседаний. Говорил в основном Александр: Меттерних слушал по обыкновению внимательно и сосредоточенно, соглашаясь, кивая. Царь, мысли которого были подчас расплывчаты, старался как можно четче обрисовать, каким видится ему положение в Европе, объяснить, как важно участникам конференции сплотиться, продемонстрировать свое внутреннее единение. Он не мог скрип, огорчения из – за того, что не может изложить суть вопроса достаточно выразительно и точно, вдохновить слушателей своими идеями.

В конце концов Меттерних признался царю, что и он также видит духовную опасность, грозящую Европе. Ужасные безбожные революции были настоящим бедствием. Если они поддадутся духу радикализма, пойдут хотя бы на малые уступки, дав хотя бы намек на возможность компромисса, то рано или поздно все будет разрушено этими поистине сатанинскими силами.

Пока шла конференция в Троппау, в одном из полков русской армии вспыхнул и был подавлен мятеж. Меттерних предупредил Александра, что это – первый симптом революционной заразы, проникающей и в саму Россию. Слава богу, царь, столп и средоточие духовной мощи, все прекрасно понимает и стремится не допустить этого. Александр должен возглавить крестовый поход против революций. Именно поэтому Меттерних с таким воодушевлением воспринял мысли царя относительно Испании и Неаполя, и именно в таком ключе он их истолковал.