Читать книгу "Поклонение волхвов - Сухбат Афлатуни"

– Кроме того, что вы, граф, воспользуетесь моей неосведомленностью! И подсунете мне этот договор. Но второй раз у вас это уже не пройдет. Я отказываюсь подписывать отречение. Миссия еще не завершена.

– Какая Миссия?! – Сухомлинов чуть не подпрыгнул, звякнули ордена. – Время миссий прошло! Все изменилось, и в ближайшее время изменится еще сильнее! Даже та Миссия, которую возложил на себя покойный государь, даже ее ему не удалось выполнить до конца! Что ему удалось? Возродить монархию при Сталине, остановить натиск на церковь? То, что даже и успели возродить, пошло прахом при Хрущеве. Уничтожить всех, причастных к расстрелу в Екатеринбурге? Два-три мерзавца спокойно дожили до старости, еще и мемуары оставили. Спасать невинно осужденных, пряча в пещерах? Половина все равно погибла, когда их затопили. Предотвратить войну во время Карибского кризиса? Война все равно должна была начаться. Уже начинается. Советы стали доставлять в Египет и Сирию оружие и снаряжение…

– И американцы… – тихо добавляет министр.

– Да, и американцы. Войны между Востоком и Западом невозможно избежать, и чем раньше она началась, тем лучше! С каждым годом количество вооружений растет, и сейчас она будет более разрушительной, чем десять лет назад. Пусть уж лучше она произойдет сейчас, а не когда Большая земля превратится в огромный склад оружия. Когда даже войны будет не нужно: от любой спички все взорвется!

Сухомлинов достает платок, вытирает губы.

– К тому же, – говорит уже спокойней, – крупные войны не только неизбежны, но и необходимы. Не будет войн – начинается разложение, измельчание, вырождение. Человек – животное военное, человечество без войн превратится в одноклеточную слизь. Каждое новое поколение будет все более примитивным. Сколько лет Россия сможет продержаться без войн? Десять, пятнадцать. И это будут годы непрерывного дряхления и метастазов. Без войн ее огромные просторы просто теряют смысл…

– А дети? – Он вспоминает выжженный пустырь.

Огромный пустырь, наполненный треском саранчи, военную гостиницу и себя, маленького, вечно голодного.

– Какие дети? А, «слеза ребенка»! Нет, слезы не нужно… Нужна не слеза, нужен раствор посильнее. Нужна кровь. Загляните в начало любого великого исторического события и найдете принесенного в жертву ребенка! Я не только об Ироде с его «избиением младенцев». Вся русская история… Вся! Когда князю Владимиру понадобилось утвердиться на киевском престоле, еще до крещения, что он сделал? «Метнем жребий на отрока – на кого падет жребий, того и зарежем в жертву!» Жребий пал на Ивана, «прекрасного лицом»; отец, варяг-христианин, правда, не дал сына «зарезать в жертву», но их все равно убили… Про царевича Дмитрия, которого зарезали по приказу Годунова, вы и так помните. «Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича!» А когда пришли Романовы, что в первую очередь сделали? Казнили трехлетнего мальчика, сына Марины Мнишек! Про убийство царских детей в Екатеринбурге даже не упоминаю, оно большевикам было нужно как воздух – без него бы они и трех лет не продержались!

Снова меркнет свет. Или это темнеет в глазах, в голове? Слабо светится экран.

Он видит пустыню. Пустыню, в которой идет битва. Переваливаются через барханы и взрываются танки. Горят, истекая жирным дымом, цистерны. Свистят ракеты, шумит пламя, синкопы автоматных очередей. Подводные лодки, всплывающие из глубин. Авианосцы, рассекающие многошумное море. Медленно вращая круглой резиной, отлипают от земли бомбардировщики. Устало светит солнце, бежит пыль, трещит саранча. Бомбардировщики ползут над землей, воздух струится ручейками вдоль крыльев. Водородная бомба сброшена, корпус самолета подается вверх. Пилоты улыбками поздравляют друг друга.

– Что будет с Городом?

– Станция будет уничтожена в ближайшие две недели. – Еще один лист бумаги ложится перед ним. – Драгоценности и произведения искусства будут переданы в американские музеи и частные коллекции. Что-то, разумеется, останется и вам. Мы умеем ценить услуги тех, кто с нами сотрудничает. Ну, так как?

Рядом с листком появляется авторучка.

Раз. Два. Три.

– Я отказываюсь.

– Что ж! – Сухомлинов встает. – В таком случае именем Соединенных Космических Штатов объявляю…

– Постойте, граф, – поднимается и военный министр. – Не торопитесь!

– Взять его! – Сухомлинов делает шаг и застывает, заметив два направленных на него револьвера.

– Именем Союза Советских Космических Республик вы арестованы, граф. – Военный министр оборачивается. – И вы, ваше бывшее величество, тоже…

Выстрел, с потолка посыпалась штукатурка.

…И заиграли арапчата.

И все остановилось.

Застыл Сухомлинов с выпученными глазами и лысиной, присыпанной известкой. Застыл военный министр. Застыли набриолиненные жеребцы из охраны.

Антиматерия среагировала на музыку.

Сколько длилась немая сцена? Секунду, две. Он схватил часы и вылетел из кабинета. «Спасибо тебе, Вольфганг Амадей!..»

За спиной защелкали выстрелы, отлетела и ударилась о паркет мраморная рука статуи. Он бежал по коридору. Вдали послышались колокола. Рождественцы? Или ловушка? Пуля пролетела рядом, зеркало брызнуло осколками…

* * *

Дуркент, 17 октября 1973 года

Почему о поклонении волхвов сказано только в Евангелии от Матфея? Почему о нем молчат остальные Евангелия, не только синоптические, но и апокрифы?

Ни в одном другом Евангелии ребенок, дитя, не занимает такого места. И в других Господь благословляет детей, но только у Матфея добавляет: таковых есть Царство Небесное. Только у Матфея Он говорит апостолам: не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. Только у Матфея приводится пророчество Исаии об Иисусе: Се, Отрок Мой, Которого я избрал… Мальчик – «паис» в греческом оригинале.

Синодальный перевод не всегда дает почувствовать это сияние детства, разлитое в первом Евангелии. В переводе говорится об исцелении Иисусом слуги сотника. Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении… Читаешь – и представляешь себе немощного старика, которого пожалел добросердечный сотник. Но в оригинале стоит «паис» – мальчик, отрок. Это мальчика-слугу разбило параличом (паралитикос – не просто расслабленный), и, не в силах видеть мучений ребенка, сотник бросается к Иисусу: «Скажи только слово, и выздоровеет отрок мой!»

Иисус Евангелия от Матфея – это Иисус Детства, Иисус-Ребенок. Ребенком мы видим Его и в Евангелии от Луки. Но там Он – Ребенок, увиденный глазами Матери: это Ее рассказ проступает за строчками евангелиста. У Луки он – Ребенок, потому что ребенком продолжает видеть своего сына всякая любящая мать. У Матфея же Он есть Ребенок, Младенец по самой своей природе…

* * *

Николай Кириллович снимает очки, закладывает ими книгу и гасит свет.

В темноте истошно тикают часы.