Читать книгу "Река без берегов. Часть 2. Свидетельство Густава Аниаса Хорна. Книга 2 - Ханс Хенни Янн"

А вот вам краткая история возведения мостов. Воспроизводя сакральные ритмы, протянулись их каменные арки, романские и исламские, над Роной и Тигром вблизи Гезирета.

В романе «Угрино и Инграбания» рассказчик отправляется в плавание к Угрино именно с моста (Угрино и Инграбания, с. 34).

Плутарх пишет (Нума, 11):

Чтобы хранить неугасимый огонь, Нума, по преданию, воздвиг также храм Весты. Царь выстроил его круглым, воспроизводя, однако, очертания не Земли (ибо не отождествлял Весту с Землей), но всей Вселенной, в средоточии которой пифагорейцы помещают огонь, называемый или Гестией [Вестой], или же Монадой.

Аналогия этим представлениям в романе Янна — небесный глобус, будто бы созданный отцом Тутайна (Свидетельство I, с. 662):

В центре вселенского пространства сидит госпожа Венера, держа на коленях медвяно-желтый сверкающий камень: Солнце…

Интересен рассказ о погребении Нумы (Нума, 22):

Сделали два каменных гроба и погребли их у подножия Яникула; в один заключено было тело, в другой — священные книги, которые Нума написал собственноручно и, при жизни сообщив жрецам их содержание, во всех подробностях растолковав смысл этих сочинений и научив применять их наделе, велел похоронить вместе с собою, считая неподобающим доверять сохранение тайны безжизненным буквам. Исходя из тех же доводов, говорят, не записывали своего учения и пифагорейцы, но неписаным предавали его памяти достойных. Антиат сообщает, что в гробу было двенадцать жреческих книг и еще двенадцать философских, на греческом языке. Около четырехсот лет спустя, в консульство Публия Корнелия и Марка Бебия, проливные дожди размыли могильную насыпь и обнажили гробы. Крышки свалились, и, когда заглянули внутрь, один оказался совершенно пуст, без малейшей частицы праха, без всяких остатков мертвого тела, а в другом нашли книги, которые прочел, говорят, тогдашний претор Петилий, и, прочтя, доложил сенату, что считает противным законам человеческим и божеским доводите их содержание до сведения толпы. Итак, книги отнесли на Комитий и сожгли.

Очень похожую историю рассказывает Хорну — незадолго до его смерти — могильщик Ларс Сандагер (Свидетельство II, с. 653):

Только однажды со мной приключилась история… она и вас наверняка удивит. Моя лопата наткнулась на старый гроб, который… очень хорошо сохранился. Крышка просела, само собой. Но я отодрал эти доски. И что же вы думаете? Я ничего внутри не нашел. Никаких костей. Однако доски были с внутренней стороны обуглены. Почернели от огня.

Рассказ звучит как аллюзия на судьбу Нумы или на будущую судьбу самого Хорна…

Создание трилогии Янна, я думаю, было продолжением провалившегося проекта создания общины Угрино, а сам роман — сакральным текстом этой общины, календарем повторяющихся событий/ритуалов. На такие мысли наводят первые документы общины, напечатанные в 1921 году (Угрино и Инграбания, с. 379–383; курсив мой. — Т. Б.):

…они должны собирать и объединять потенциальные и духовные силы этого мира, чтобы вырвать господство у всего разжиженного, слабого, дешевого, бессильного, неоправданно-произвольного, слабоумного: чтобы не только показать, но и осуществить нашу цель, чтобы довести этот процесс до конца: заново создать культуру, воздвигнуть новую веру.

Слово «Угрино» — поначалу лишь призыв; попытка встряхнуть людей, рывком распахнув ворота; упрек. Но слово это будет расти и превратится в глубочайший символ, в новую страну, в действительность формы — более того, оно станет верой в действенность поступков и сил, телесно-обусловленных и все же боговдохновенных, которые таятся в каждом теле и в каждой нации.

Члены общины Угрино хотят пропагандировать и укреплять в искусстве — традицию, в жизни — подлинные элементы человеческого бытия.

…Имя Угрино — это символ, пласт земли, несущий на себе здание; это позывные к тысячекратной работе, имеющей отношение к вечности; это страна для живых и мертвых, которая будет сплошь уставлена художественными образами.

Апрель

В романе Янна март — месяц инициации. В следующей главе характер повествования резко меняется: начинается рассказ о жизни в Норвегии, об обретении родины, о начале творчества. Если иметь в виду сюжет «Энеиды», то апрельская глава соответствует прибытию Энея на землю Италии.

Овидий воспринимает апрель как главный месяц весны не только из-за того, что это апофеоз цветения и оплодотворения, зачатия, но — в неменьшей степени — и потому, что поклонение Венере привело к смягчению человеческих нравов (Фасты IV, 107–108):

Первой она убедила людей бросить дикие нравы, Первой внесла чистоту и обходительность в мир.

Как уже говорилось, 1 апреля отмечались венералии, посвященные Венере Обращающей Сердца (Verticordia) и Фортуне Вирилис («Мужской»). Культ Венеры Обращающей Сердца в самом деле был учрежден — в 220 году до н. э. — для смягчения нравов и сперва существовал в храме Мужской Фортуны (относившемся к гораздо более древнему культу, чем культ Венеры). 1 апреля культовый образ Венеры поклоняющиеся ей женщины относили в мужские купальни, раздевали, мыли в теплой воде и украшали гирляндами.

Похоже, что для Овидия Мужская Фортуна — это Венера (там же, 145–154):

Знайте еще, почему Мужской Фортуне вы ладан Курите там, где вода теплой струею течет. Женщины входят туда, свои покрывала снимая, — Всякий заметен порок в их обнаженных телах, — Все это скроет из глаз мужей Мужская Фортуна, Если ее умолить, ладаном ей покурив. Не упусти же и мак растереть с молоком белоснежным, Не позабудь и про мед, выжав из сотов его: Ибо когда отвели Венеру ко страстному мужу, Это она испила, ставши супругой, питье.

Более того, это описание омовения заставляет вспомнить такие эпизоды в романе Янна, как дочь Ма-Фу с ее воскурениями и Эгеди (с запахом асафетиды и последующим омовением), — позволяет видеть в этих женских персонажах служительниц культа Венеры.

* * *

Месяц апрель также посвящен Марсу, к которому — как и к Венере — возводил свой род усыновленный Юлием Цезарем император Август. Овидий в начале четвертой книги обращается к Августу (Фасты IV, 19–22, 57; курсив мой. — Т. Б.):

Если, однако, тебя течение дней занимает, Цезарь, то месяц апрель дорог быть должен тебе: В месяце этом тебя высокая честь осияла, Стал он твоим, когда ты в род именитый вошел. Марса с Венерой Квирин почитал как отца и как матерь…

Получается странная картина. Богу Марсу, играющему столь важную роль для месяцев март и апрель, в романе Янна может соответствовать только Тутайн. Галльского Тевтатеса (Юпитера) тоже часто отождествляли с Марсом. То, что говорит по этому поводу Н. С. Широкова, имеет, кажется, непосредственное отношение к эпизоду смерти — в воде — и последующего погребения Аугустуса (Мифы кельтских народов, с. 107–109: курсив мой. — Т. Б.):