Читать книгу "Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс"

Россия тоже решала, каким образом следует заполнить вакуум власти на ее западном фланге. Под влиянием Геннадия Бурбулиса, главного советника Ельцина по внешней политике, Россия в 1991–1992 годах обсуждала возможность вступления в ЕС и даже в НАТО. Тяжелое экономическое положение и низкие цены на нефть усугубляли незавидность ее положения на мировой арене; стали поговаривать о «Веймаре на Волге».[1445] К середине 1990-х годов, однако, в Кремле и среди представителей военного истеблишмента начало утверждаться мнение, что Запад пользуется временной слабостью России; это ощущение усиливалось «имперской ностальгией» по рухнувшему Советскому Союзу. С точки зрения русских, их уверенно «вытесняли» из общеевропейского дома, о котором мечтал Горбачев.[1446] В особенности Москву раздражало неумолимое расширение НАТО.[1447] Утратить контроль над Восточной Европой – одно, и совсем другое – наблюдать за формированием потенциально враждебного альянса. Первоначально сам Ельцин согласился на расширение НАТО, по крайней мере, применительно к Польше, но вскоре изменил свою точку зрения. «Те, кто настаивает на расширении НАТО, делают серьезную политическую ошибку, – предупреждал он. – Пламя войны может охватить всю Европу».[1448] Поэтому Ельцин начал проводить более активную внешнюю политику. В Боснии Россия все явственнее поддерживала сербов, не столько из какого-либо сочувствия их делу, но для того, чтобы подчеркнуть право Москвы на участие в процессе. Одновременно Москва все решительнее вмешивалась в события в так называемом ближнем зарубежье. В декабре 1995 года Ельцин наконец решил восстановить российскую власть в Чечне. Военная операция завершилась фиаско, вследствие которого российская армия оказалась втянутой в ожесточенную партизанскую войну.[1449]

Между тем стратегия демократического расширения Клинтона «забуксовала» в Боснии, где сначала Европейский союз, а затем и ООН расписались в собственном бессилии и не смогли помешать созданию этнически единой «Великой Сербии». Госсекретарь США Уоррен Кристофер предостерегал в феврале 1993 года, что «дерзкие тираны и боязливые меньшинства смотрят на нас и гадают, окажутся ли этнические чистки политикой, с которой смирится мир».[1450] На бурном заседании Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе в Будапеште в декабре 1994 года Вацлав Гавел напомнил аудитории, что «европейцы продолжают страдать и умирать в бывшей Югославии, а вместе с ними умирает надежда на то, что Европа способна положить конец этим ужасам».[1451] Однако НАТО, который привлекли для воздушного обеспечения гуманитарной миссии, обнаружил, что эффективность действий изрядно нарушает микроменеджмент Штаб-квартиры ООН из Нью-Йорка, а британское и французское правительства чрезмерно тревожатся о безопасности своих солдат и работников. «Я возглавляю самую мощную военную организацию в мировой истории, – жаловался генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер, – но я ничего не могу сделать».

Поэтому с 1993 года Вашингтон начал настаивать на военной интервенции НАТО в поддержку боснийского правительства. Великобритания и Франция возражали против американской инициативы на том основании, что это будет необоснованным вмешательством в гражданскую войну, вряд ли окажется удачным решением с военной точки зрения и, скорее всего, приведет лишь к эскалации конфликта. Весной 1993 года британцы и французы сорвали визит Уоррена Кристофера, который хотел убедить европейцев отменить эмбарго на продажу оружия боснийскому правительству и одобрить воздушные удары НАТО по силам боснийских сербов (так называемая тактика «взлети и ударь»). Между тем этнические чистки продолжались, их кульминацией стала резня в Сребренице в июле 1995 года, когда тысячи мусульман (мужчин и подростков мужского пола) были убиты фактически на глазах наблюдателей ООН в восточной части анклава. Администрация Клинтона решила «вразумить» европейцев по поводу Боснии в частности и НАТО в целом. Американские дипломаты выступили посредниками в прекращении войны между правительством Сараево и боснийскими хорватами-сепаратистами; тайная военная поддержка направлялась боснийским мусульманам, а регулярные части, верные хорватскому президенту Франьо Туджману, проходили обучение у отставных американских военных. В декабре 1994 года министры иностранных дел НАТО в Вашингтоне наконец были вынуждены начать разработку планов по расширению альянса на восток. С этого момента вопрос состоял не в том, принимать ли в альянс страны бывшего Советского блока, а в том, когда начнется данный процесс.[1452] В сентябре—октябре 1995 года НАТО ответил на обстрел сербами Сараево массированными воздушными ударами. Боснийская и хорватская армии перешли в наступление. В течение нескольких недель оборона боснийских сербов была прорвана, президент Милошевич заставил их согласиться на прекращение огня и принять компромиссный мир в Дейтоне. НАТО победил в своей первой «европейской» войне без прямого американского участия.[1453]

Большинство европейских обществ, жаждавших получить «мирные дивиденды» и нисколько не желавших брать на себя дополнительные обязательства в области обороны, едва ли обратили внимание на эти события. Разумеется, были массовые демонстрации против применения силы для выдавливания Саддама Хусейна из Кувейта, прежде всего в Германии, и кое-где протестовали против убийства в Боснии. Верно и то, что консервативный кабинет Джона Мейджора в Лондоне находился под постоянными нападками «евроскептиков» из рядов собственной консервативной партии, намеренных отстаивать британский суверенитет от «Брюсселя» и выступавших против «немецкого господства». В итоге Мейджору пришлось выдержать схватку за лидерство в партии летом 1995 года, из которой он вышел с непоправимо поврежденной репутацией.[1454] Однако международные потрясения 1991–1995 годов ничуть не повлияли на федеральные выборы 1994 года в Германии, на которых канцлера Коля переизбрали в четвертый (и последний) раз. Они также не оказали заметного влияния ни на неожиданный триумф Джона Мейджора в апреле 1992 года, ни на поражение от кандидата лейбористов Тони Блэра пять лет спустя.[1455] В обоих случаях определяющими становились другие факторы – ситуация в экономике и более общие вопросы легитимности и компетентности. Приоритет внешней политики, которая столь долго формировала европейскую внутреннюю политику, был утрачен. По другую сторону Атлантики внешняя политика также потеряла свою значимость для политики внутренней. Джордж Буш не смог воспользоваться своей победой над Саддамом Хусейном в избирательной кампании 1992 года. «Мы говорим об экономике, глупый», – будто бы сказал Клинтон. Положение их страны в мире не сильно беспокоило американских избирателей в 1990-е годы, несмотря на то что Соединенные Штаты являлись бесспорным мировым гегемоном (или как раз поэтому).