Читать книгу "Поклонение волхвов - Сухбат Афлатуни"

– Мистикой попахивает… – Это труба вспоминает о своем членстве в партии.

– Нет, – улыбается Николай Кириллович. – Мистика – это когда вера утеряна, это суррогат веры. Попытка заменить ее всякими тайными символами. Прямой вере это не нужно. А каждый человек верит. Хотя бы в то, что он существует. Хотя это самая простая, элементарная вера… Да, слушаю…

– А я вот еще верю, – раздается детский голосок ударника Бегмата, – что уже без пятнадцати двенадцать!

Оркестранты улыбаются, хмыкают, глядят на Николая Кирилловича.

– У вас, Бегмат, неправильная вера, – отодвигает рукав и строго смотрит на часы. – Ересь. Только без двадцати.

– Ну так все равно… Когда уже должны были закончить!

– Да ладно, Бегемотик, – поворачивается к нему Ринат. – Детишки у тебя, что ли, дома плачут?

– Нет, не плачут. Меня с девушкой обещали сегодня познакомить.

Музыканты тут же начинают обсуждать эту новость и давать разные практические советы.

Бегмат уже лет пять безуспешно пытается жениться. Николай Кириллович стучит палочкой о пульт.

– Хорошо… На сегодня достаточно. Завтра как обычно.

* * *

– Ну что тебе сказать, – ловит его на выходе Зильбер-Караваева. – Оркестр, конечно, не фонтан; Юлик вчера два часа бился, представляю, как ты тут с ними…

– А где Юлик?

– Отдыхает. – Неда понижает голос. – После этих вчерашних возлияний.

Накануне вечером первую партию гостей развлекали в ресторане.

– Слушай… – Неда закуривает. – А какой лапочка Бежак! Мы с Юликом просто влюблены. Прелесть старичок, фонтанировал весь вечер. Он правда учился у Веберна?

– У Шенберга.

– Обалдеть. И сидел здесь, бедный, всю жизнь писал эти колхозные оперы… Бриллиант в пыли. Слушай, а у вас с ним что, какая-то кошка пробежала, да?

– Да нет…

– Понятно. Вечная проблема «учитель – ученик». – Неда ищет глазами, куда стряхнуть пепел. Оглянувшись, стряхивает в кадку с пальмой.

– Что в Питере нового?

– Нового? Фигня полная. Юлику снова кислород перекрыли. Моя докторская зависла, тему никак не утвердят. Ленечку Цыбиса турнули из Мариинки. И вообще, – снова понижает голос, – все уезжают… Вот, единственный глоток воздуха – этот фестиваль. Шнитке, Денисов… И все это в такой дыре! Может, и разрешили поэтому. Резервация для современной музыки. Слушай, я побегу, Юлик, наверное, проснулся уже. Нас обещали на какую-то ковровую фабрику повезти, где делают настоящие местные ковры.

– Вечером придете?

– А что вечером? А, спектакль с твоей музыкой… Слушай, но там же все будет на этом… на таджикском?

– На узбекском. «Король Лир».

– Да, да, забавно посмотреть, если не слишком устанем. Премьера?

– Генеральная. Премьера совпадает с концертами. Лучше сегодня.

– Только чтобы послушать твою музыку. Юлик, кстати, под впечатлением от твоего нового опуса. Слушал вчера, как ты кусочек оттуда репетировал. Говорит, очень странная… Ладно, полетела в гостиницу. Не обещаю, но постараемся.

* * *

«Москвич» резко останавливается, чуть ни сбивая его.

– Николай Кириллович!

Казадупов.

– Что же вы на дорогу не смотрите? Садитесь, подвезу.

Николай Кириллович садится, в машине тепло. Вообще, день солнечный. Теплый октябрьский день.

– Мне домой.

Едут по Ткачихам, с чинар летит листва, ползет по асфальту. На столбах вывешивают флаги.

– Ну вы нас удивили с колоколом, удивили, – говорит Казадупов.

– Все еще не решили?

– Все сейчас силы – на юбилей. Пять объектов должны сдать, стройка день и ночь. Строителей не хватает, уже студентов на два объекта бросили. Вчера чертово колесо в парке попробовали – кабинка чуть не сорвалась, хорошо, без жертв… Да не волнуйтесь, согласуем ваш колокол. А чем-то другим заменить никак нельзя? Ксилофоном каким-нибудь? Понял, понял… Вы бы еще церковных певчих себе попросили.

Крутит руль, машина сворачивает на Люксембург.

– Ну, – тормозит, – до вечера.

– Придете на генеральную?

– По должности обязан. Заодно посмотрим, что натворил этот… чудотворец.

Николай Кириллович благодарит и поднимается с сиденья.

– Не за что… Хорошо, успел затормозить. А то сейчас не до дома бы вас отвозил, а совсем в другое место. Кстати, не слышали об Алексее Романовиче?

– А что? – Николай Кириллович, закрывая дверцу, останавливается.

– Вчера просто с общими знакомыми из Ташкента разговаривал. Говорят, совсем уже плох. Перестал даже еду принимать.

– Да… Позвоню сегодня туда.

– Позвоните. – Взгляд Казадупова становится холодным, неподвижным. – От его состояния многое зависит… Ну, до вечера!

* * *

Ташкент не подавал признаков жизни. Странно, Анастасия Дмитриевна всегда брала трубку. Вышел из кабинки, присел на скамейку. Попытается еще раз, минут через пять. Хорошо, очереди нет. Может, пока попробовать в Питер? Поднимается, снова садится. Забыть про Питер. Питера больше нет.

Смотрит на будку с обычным, городским телефоном.

Набирает номер, поглядывая в бумажку:

– Алло? Алло? А Владимира можно? А, Давид! Не узнал тебя… Такой голос уже взрослый. Что? Специально научился? Чтобы трубку брать? Да, это – это нужно… Ну, как дела, как жизнь? Что? Готовишься к Судному дню? Молодец… А папа далеко?

– Ну наконец! – возникает голос Владимира. – Я думал, ты уже всё… растворился в своей музыке. Ну что, дали тебе позвонить в колокол? Что – «откуда знаю»? Все уже знают. Да, вся наша синагога. Шучу, Давлат сказал. Да, заключили с ним перемирие… Что? Спектакль? Да, мне Давлат тоже говорил. Нет, сегодня никак. Завтра Йом-Кипур. Культпоход отменяется… А Жанка там будет? Вы что, расплевались? Нет? Все нормалек?

Владимир на несколько секунд исчезает, слышно, как, прикрыв трубку, кричит: «Давид, кончай свои идиотские подслушивания!»

– Слушай, – снова появляется в трубке, – насчет Жанки… Женился бы ты на ней, а?.. «Еще женат»? Понятно, не знал. И что, собираешься туда возвращаться? Понятно. Ну вот и взял бы Жанку. Ты извини, что я тебе прямо так, по-заводскому. Я уже давно об этом хотел сказать и как товарищ, и как духовный… Да. Я бы сам на ней снова женился, но мне, понимаешь, ее уже нельзя. Мне сейчас другая нужна, по всем правилам. А ты подумай, хорошо? И сыновья у тебя уже готовые будут. И Жанка тебе, может, еще что-нибудь поднатужится и родит. Еще не старая, тридцать четыре. Раньше у нее в голове ветер дул, а теперь изменилась, и жалко ее. И тебя жалко, приличный человек, а ходит без семьи, как… Идиот! Нет, вы посмотрите на этого идиота! Что ты прячешься, засранец, думаешь, я тебя не вижу?!.. Извини, Николай, это Давидка в шкаф залез, шпиона изображает…