Читать книгу "Среда обитания: Как архитектура влияет на наше поведение и самочувствие - Колин Эллард"

Попытка собственноручно создать такой дом-проекцию описана у Карла Густава Юнга, основоположника аналитической психологии. Речь идет о небольшом замке, который Юнг построил для самого себя в местечке Боллинген на берегу Цюрихского озера. Глава его автобиографии под названием «Башня» входит сегодня в список обязательного чтения для студентов, изучающих архитектуру. Это захватывающее повествование о том, как влияли друг на друга процесс строительства, разработка теорий о структуре психики и перемены, происходившие тогда в жизни ученого. Отталкиваясь от понимания дома как интимного пространства, воплощающего материнскую любовь, Юнг начал с возведения примитивной круглой постройки, форма которой символизировала для него гигантский очаг или женское лоно (что перекликается с символикой западноафриканских жилищ). Со временем круглая башня требовала все новых и новых пристроек, и у Юнга ушло более десяти лет на то, чтобы придать дому завершенный, с его точки зрения, вид. Теперь каждый из архитектурных элементов строения воплощал определенный структурный уровень юнговской теории личности{56}.

Но есть и еще один важный момент, связанный с Башней Юнга, который лишь вскользь упоминается в его автобиографии, но ясно вырисовывается в записях в его объемных записных книжках. Юнг всегда был склонен избавляться от собственных психологических проблем, работая руками. После громкого и болезненного разрыва с Зигмундом Фрейдом, своим главным интеллектуальным наставником и одним из ближайших друзей, Юнг понял, что сохранить душевное здоровье можно лишь путем тщательного исследования своих самых ранних воспоминаний детства. Среди этих воспоминаний важное место занимали разного рода миниатюрные замки, которые он любил возводить ребенком. К этому занятию он и вернулся в Боллингене. Башня на берегу озера, на долгие годы ставшая Юнгу домом, и была таким замком из детства, но только в натуральную величину. Однако теперь ее конструкции несли в себе новый смысл: в них ученый воплотил то, что можно назвать данью уважения событиям, идеям и людям, сыгравшим роль в его жизни. Вот что он пишет:

«Благодаря научным занятиям мне удалось обнаружить истоки моих фантазий и разного рода проявлений бессознательного. Но я не мог отделаться от ощущения, что только слов и бумаги мне мало, – необходимо было найти что-то более существенное. Я испытывал потребность перенести непосредственно в камень мои сокровенные мысли и мое знание. Иными словами, я должен был закрепить мою веру в камне. Так возникла Башня, дом, который я построил для себя в Боллингене»{57}.

Жилье для простых смертных

Мало кто из нас, однако, располагает ресурсами и возможностями, необходимыми, чтобы с нуля построить жилище, которое отражало бы наш внутренний мир. С куда большей вероятностью большинство будет, подобно участникам моего эксперимента с виртуальной реальностью, выбирать между несколькими типами домов, представленными на рынке. Как показывает тот же эксперимент, мы склонны тяготеть к тому, что нам лучше знакомо, даже когда мозг и тело сигнализируют, что мы идем наперекор своим предпочтениям просто в силу привычки. В редком счастливом случае нам может встретиться дом, который будет гармонировать с нашими давними воспоминаниями.

Но в глобальном масштабе вышеописанные эксперименты и наблюдения вовсе не отражают реальных взаимоотношений большинства из нас с теми домами, в которых мы живем. В действительности существует огромное многообразие типов жилья – от квартиры в шанхайском небоскребе до клочка асфальта под городской эстакадой в центре Мумбая. И даже в такой высокоразвитой стране, как США, по данным масштабного исследования Pew Research Center, около четверти всех жителей не считают место, где они в данный момент живут, своим «домом»{58}. Словом, лишь некоторые из нас на самом деле выбирают свой дом. Скорее, наши дома нам навязываются.

Но если у нас нет возможности выбрать идеальное жилье в соответствии со своим личным вкусом или опытом, то каким образом формируется привязанность к нашим домам? Во многих случаях она может быть обусловлена теми вещами, которые мы берем с собой, перебираясь с места на место. Например, иммигранты, переезжающие на другой континент, могут путешествовать почти налегке, неся все свои пожитки на себе, – но всегда найдут, куда положить семейную Библию, альбомы с фотографиями и тому подобные вещи. Для них этот нехитрый набор – единственное средство сохранения повседневной зримой связи с домами предков, якорь, позволяющий закрепиться на новом месте, а кроме того, и своеобразная форма контроля над жилищем, чуть ли не единственно доступный инструмент индивидуализации своего жилого пространства.

Даже в самых спартанских условиях мы делаем все возможное, чтобы придать жилищу свои собственные черты и тем самым установить контроль над ним. В Дхарави, самом крупном трущобном районе Мумбая, вас поразит пестрота красок и национальных узоров на любых подручных материалах, с помощью которых местные обитатели украшают свой веселый шумный мир, где всегда кипит жизнь и торговля (местная экономика ежегодно приносит свыше $600 млн прибыли). Условия жизни в Дхарави незавидные во многих отношениях: перебои в подаче воды и электричества, крайне ограниченный доступ к водопроводу и канализации – и тем не менее очевидно, что жители стараются изо всех сил, стремясь контролировать окружающую среду, насколько это возможно.

А вот совсем иной пример. Американский архитектор Оскар Ньюман в своем классическом труде «Защищенное пространство» подчеркивает: жителям плотно заселенных коммунальных зон, таких как печально известный жилой комплекс Пруитт-Айгоу в Сент-Луисе (штат Миссури), крайне важно ощущение того, что они владеют своим жилищем и контролируют его{59}. Ньюман описывает основные принципы проектирования, которые, по его мнению, могли бы повысить безопасность и жизнепригодность подобных микрорайонов; он утверждает, что именно игнорирование этих принципов в Пруитт-Айгоу стало причиной провала эксперимента. Главной целью разработанного Ньюманом инструментария было стимулирование чувства привязанности к месту жительства у людей, обитающих в среде, в которой экономические условия способны убить любое потенциальное желание индивидуализировать и «присвоить» свое жилище, как это успешно делают резиденты трущоб Дхарави. И хотя в последнее время исследователи склоны объяснять причины упадка Пруитт-Айгоу скорее хроническим недофинансированием, чем недостатками проекта, тем не менее принципы Ньюмана несут в себе разумное зерно и по-прежнему применяются с целью снизить уровень преступности в бедных густонаселенных районах.