Читать книгу "Краткая история ядов и отравлений - Борис Соколов"

Он отрицал, что во время встречи в отеле “Дорчестер” (13 марта 2000 года в Лондоне. — Б.С.) (или где-либо еще) было заключено соглашение о том, что г-н Березовский и г-н Патаркацишвили будут получать часть дохода от алюминиевого бизнеса, созданного в результате слияния алюминиевых активов, предшествовавших слиянию с алюминиевыми активами г-на Дерипаски, или же что существовало какое-либо соглашение о том, что он, г-н Абрамович, будет управлять их долей на правах доверительной собственности, независимо от того, регулировалось ли это соглашение английским или каким-либо иным законодательством. Кроме того, он отрицал, что во время встречи в отеле “Дорчестер” было заключено соглашение между г-ном Березовским, г-ном Патаркацишвили, г-ном Абрамовичем и г-ном Дерипаской о том, что ни один из них не имеет права продавать свою долю объединенного бизнеса без согласия остальных, и, следовательно, продажа им 25 % акций “Русала” в сентябре 2003 г. холдинговым компаниям г-на Дерипаски не нарушала никакого соглашения…

Прежде всего в центре спора между сторонами находятся четыре весьма сомнительных предполагаемых устных соглашения, касающихся значительных активов, которые в случае их подтверждения оказали бы весьма серьезное финансовое и коммерческое влияние на предполагавшихся участников этих соглашений. Каждый или почти каждый аспект этих соглашений вызывал споры. Существенно то, что не существовало ни выполненных во время переговоров заметок, меморандумов или каких-либо других документов, которые зафиксировали бы эти предполагаемые соглашения или ссылались бы на их условия. Те документы, на которые г-н Березовский опирался как на косвенные доказательства, подтверждающие его правоту, в большинстве случаев (хотя и не всегда) были созданы значительно позже, чем были заключены предполагаемые соглашения, это не были документы, переданные г-ну Абрамовичу или его представителям, и эти документы возможно было толковать по-разному, не обязательно в поддержку претензий г-на Березовского.

Во-вторых, устные свидетельства, касавшиеся исков, были невероятно устаревшими. По сути дела, суд просили вынести решение, основанное на ограниченном количестве непосредственных доказательств, связанных с событиями, произошедшими много лет назад. При рассмотрении дела о принятии устных соглашений доказательства, касающиеся событий, произошедших много лет назад, неизбежно порождают ряд особых проблем. Помимо того факта, что по совершенно понятным причинам свидетелям часто трудно вспомнить то, что случилось много лет назад, и они редко могут вспомнить конкретные слова, которые они тогда употребляли, свидетели, кроме того, могут легко убедить самих себя, что их воспоминания о том, что произошло, соответствуют действительности…

Вся тяжесть предоставления доказательств оказалась возложена на г-на Березовского, который должен был подтвердить свои иски. Он был единственным свидетелем своей стороны, который мог представить прямые устные доказательства о совершении предполагаемых соглашений или о предполагаемых угрозах, таким образом, бремя доказательств, возложенное на него, было крайне тяжелым. В конечном счете именно г-н Березовский должен был убедить суд на основании взвешенности всех фактов, что эти предполагаемые устные соглашения и угрозы действительно существовали, а г-н Абрамович не должен был убеждать суд в обратном.

Так как это дело должно было быть разрешено с опорой исключительно на факты, то могло быть приведено очень мало возражений правового порядка. Из-за самой природы проблем, основанных на фактах, дело было таковым, что в конечном счете суд должен был решить, поверит он г-ну Березовскому или г-ну Абрамовичу. Это не было таким делом, при котором суд мог бы признать доказательства одной стороны по одному ряду вопросов и доказательства другой стороны по другому ряду вопросов.

Так как оба иска — и к “Сибнефти”, и к “РусАлу” — очень сильно зависели от устных показаний г-на Березовского, суду необходима была высокая степень доверия к качеству приведенных им доказательств. Это означало не только доверие к его способности правильно вспомнить происходившее, но и доверие к его объективности и правдивости как свидетеля.

Проанализировав всю совокупность доказательств, я пришла к выводу, что г-н Березовский является невыразительным и по существу не вызывающим доверие свидетелем, воспринимающим правду как изменяющееся, гибкое понятие, которое может быть приспособлено для удовлетворения его нынешних нужд. Иногда его свидетельские показания были преднамеренно нечестными, иногда он явно придумывал доказательства, когда ему было трудно отвечать на вопросы так, как нужно было для ведения дела, в других случаях у меня сложилось впечатление, что он не обязательно был преднамеренно нечестен, но убедил себя в том, что его версия событий правильна. По временам он уклонялся от ответов на вопросы, произнося длинные и не имеющие отношения к делу речи, или же заявляя, что он забыл те факты, которые он прекрасно помнил, когда формулировал свой иск или свои письменные свидетельские показания. Он приукрашивал и дополнял свои свидетельские показания или же противоречил сам себе. Он опровергал свои собственные устные показания иногда всего через несколько минут после того, как они были высказаны. Если возникали проблемы с доказательствами, г-н Березовский просто изменял свои претензии так, чтобы как можно лучше подогнать их к новым фактам. Он неоднократно пытался дистанцироваться от подписанных или одобренных им утверждений, высказанных во время судебных прений или записанных в свидетельских показаниях, ссылаясь на “интерпретацию” его юристов, как будто это хоть в малейшей мере могло уменьшить его личную ответственность за предоставление тех фактов, которые он предоставил и правильность которых он сам подтвердил.

Я готова понять, что при рассмотрении подобного случая, связанного с большим объемом доказательств, представленных по ходу дела юристами, в соответствии с полученными ими указаниями, неудивительно, если основной свидетель в конце концов начинает описывать различные аспекты дела в терминах, существенно отличающихся от изначальных, однако это не может извинить масштаба отклонений г-на Березовского от изначальных формулировок дела, тех, которые были представлены в его выступлениях во время прений и в его письменных свидетельских показаниях. Его извинение “в этом виноваты мои юристы” не было убедительным.

Особенно показательным для установления его недостоверности как свидетеля было его первоначальное утверждение во время перекрестного допроса о том, что ни один из представленных им свидетелей не получит финансовой выгоды, если он добьется успеха при рассмотрении дела в Коммерческом суде. На самом деле это было неправдой. Два свидетеля со стороны г-на Березовского, д-р Носова и ее муж, адвокат г-н Линдли, должны были бы получить очень большую выгоду, если бы г-н Березовский выиграл дело. При повторном допросе, когда впервые были оглашены условия “гонорара успеха”, г-ном Березовским было дано совершенно неубедительное объяснение того, почему он до этого не дал правдивый ответ. По сути дела, получилось, что, несмотря на конкретные вопросы, заданные до этого во время прений сторон адвокатами г-на Абрамовича, эти договоренности о “гонораре успеха” были скрыты от них и, безусловно, даже от собственных адвокатов г-на Березовского.