Читать книгу "Голосуйте за Цезаря - Питер Джонс"

А теперь три забавных анекдота: первый о юном Октавиане, которому вскоре предстояло стать императором Августом. Разбив у мыса Акций флот Марка Антония и Клеопатры, он вернулся в Рим фактическим правителем. Триумфатора встречали восторженные толпы сторонников, среди которых стоял человек с птичьей клеткой в руках. В клетке размахивал крыльями старый ворон, кричавший: «Хайль, Цезарь, победоносный повелитель! ». Октавиана так умилила эта необычайная сцена, что он распорядился выдать хозяину ворона совершенно умопомрачительную сумму в 20 тыс. сестерциев. Вскоре выяснилось, что у человека был компаньон, у которого также был ворон, правда, умевший кричать: «Хайль, победоносный повелитель Антоний!» Ко времени разоблачения находчивая парочка уже успела спустить часть фантастического подарка.

Вторая история — об императоре Адриане, не «вылезавшем» из поездок по провинциям. Однажды утром в одном городке он спешил на судебное разбирательство, когда его остановила женщина с какой-то просьбой. Император направился было прочь от просительницы, заявив, что слишком занят, чтобы ее выслушать. «Тогда не будьте императором», — спокойно сказала женщина. Пришлось Адриану остановиться и выслушать ее.

Третья зарисовка рассказывает о том, как однажды Юлию Цезарю пришлось посетить игры, которые он сам же и организовал. Во время зрелища, которые он, кстати, недолюбливал, Цезарь углубился в чтение каких-то государственных документов. Публика на трибунах заметила это и неодобрительно зашикала. Император тут же отложил важные дела и устремил свой взор на арену.

Возможно, истории эти и неправдивы; да это и не важно. Точно так же, как нам не важно, ложился ли, не снимая футболку с надписью «Челси», в постель с актрисой Антонией де Санчес бывший член парламента Дэвид Мэллор.

Мы увидели, что народу было небезразлично, кто ими правил, а императоры понимали, что с народом шутки плохи. Обоюдозависимые, обе стороны получали взаимную выгоду, несмотря на неизмеримое всесилие одних и бесконечное ничтожество других. Это ярчайший пример социально-политического симбиоза, когда любой, самый простой гражданин мог остановить всемогущего императора на улице со своей просьбой и при этом дождаться «персонального» ответа. Одно из сотен тому свидетельств — письмо некоего больного работника, адресованное императору Антонию Пию. Работник жаловался на своего отца, который лишил его содержания и вообще стал относиться к нему неподобающим образом. Ответ императора Антония был следующий: «Если вы обратитесь к соответствующим лицам, они должны будут приказать вашему отцу выделять вам содержание, так как вы, как говорите, являетесь работником и, будучи больны, не можете продолжать свою работу». Документ, совершенно непохожий на формальную отписку.

В ответе на петицию одной женщины, некой Флавии Тертуллии, которую выдали замуж за родного дядю, император постановил считать ее детей законнорожденными. Некой Себастиане было позволено (видимо, против воли ее мужа) привести свои доводы в пользу бигамии. Еще одной женщине император разрешил подать в суд иск на своего зятя, если действительно была им обманута. И так далее. Здесь мы видим всемогущего правителя самой величайшей империи, который выслушивает частные прошения — очень важные для просителей, но совершенно ничтожные для владыки мира. Правитель не просто выслушивает — он отвечает. Кто из нас может похвастать тем, что написал петицию кому-то из кабинета министров и дождался ответа?

Иными словами, жизнь императора вовсе не состояла из бесконечной череды оргий, как бы в это не хотелось верить. В первые годы становления империи, когда имперская бюрократия была невероятно малочисленна, жизнь владыки действительно была чередой, но не оргий, а бесчисленных больших и малых проблем, ждавших своего решения. До аскетизма, конечно, было далеко, но в отсутствие разветвленного бюрократического аппарата (в первые годы жизни имперской, самовластной, диктаторской системы) о каждодневном веселье не могло быть и речи. Как пожаловался один из императоров: «Если бы люди знали, как утомительно читать, а затем реагировать на бесчисленные письма, они даже не подобрали бы корону, упавшую с моей головы».

Однажды было найдено свидетельство такого монаршего переутомления — хорошо известная переписка между Плинием Младшим, правившим в Вифинии (ныне Северная Турция), и императором Траяном. Многие просьбы и вопросы Плиния кажутся нам совершенно пустяковыми, однако Траян всегда с неизменной вежливостью отвечал на все письма. И лишь однажды не выдержал, когда на просьбу молодого губернатора осветить некоторые вопросы социального характера раздраженно заметил: «Послушайте, дружище Плиний, я поручил вам вести все дела в провинции по вашему усмотрению. Так занимайтесь же делом, черт возьми!»

Так и представляется хныкающий Гордон Браун, предводитель огромной армии бюрократов, которым он не верит ни на дюйм: «Я же поручил вам вести дела по моему усмотрению. Так займитесь же делом, черт возьми!»

Одной из важнейших описательных характеристик всей древнеримской и, как мы увидим далее, древнегреческой политической жизни является понятие «свобода». Действительно, концепция «свободы» в западноевропейском понимании этого слова родилась и оформилась в этой части Средиземноморья. «Свобода для кого?» — спросит кто-нибудь с изрядной долей цинизма. Если подразумевать под «свободой» вовлеченность народа в принятие каких-либо политических решений, то это понятие у древних римлян и греков было применимо лишь к гражданам, но не к остальным. То есть с высоты нашей эпохи античная свобода кажется неразвитой, половинчатой. Считается, что свобода (как философская категория и общественный механизм) обрела свою полную силу в современном западном обществе лишь в последние сто с небольшим лет.

Я считаю, что и греки и римляне вкладывали в слово «свобода» несколько иной смысл, а именно — обеспечение интересов и безопасности граждан со стороны государства. Возможно, мы вольно или невольно окрашиваем древний мир, жестокий и безжалостный, в розоватые тона, но по сути своей античное общество по многим критериям действительно являлось свободным. Взглянем на уже знакомые нам Помпеи. Около трех тысяч предвыборных надписей (чуть не сказал — плакатов) украшают стены этого заштатного провинциального городка. Они агитируют за кандидатов на общественные должности. Победившие должны были войти в состав советов, руководивших каким-либо районом, кварталом или улицей с населением в 80-100 граждан, — этот общественный орган, отвечавший за общую политику на вверенном участке, а также за деятельность местных чиновников. Написанные красным предвыборные «агитки» выведены на стенах домов, в которых проживали кандидаты, а также общественных зданий в самых людных местах. Анализ показывает, что настенная кампания в основном организовывалась самими кандидатами.

Древнеримское гражданство

В Римской империи, простиравшейся от края до края обозримого мира, сложилась куда более прагматичная система предоставления гражданства, нежели в Древней Греции. Статус гражданина там всегда считался великой привилегией, но свою истинную роль политически объединяющего фактора институт гражданства начал играть лишь с началом безудержного расширения империи. Чтобы сохранить получение гражданства вожделенной, но при этом вполне достижимой целью, в государстве были установлены вполне определенные правила и критерии. Получить гражданство можно было поэтапно, а кульминацией процесса становилось получение полного гражданства. Полноправный гражданин имел право: