Читать книгу "В ожидании Апокалипсиса - Чингиз Абдуллаев"

Разведка — грязная игра, и в ней нет места живым людям. Илибессловесные автоматы, выполняющие волю начальства, или потенциальные трупы. Попроложенной колее разведчик обязан идти, не сворачивая в сторону. Шаг влево,шаг вправо — смерть. Никто не задумывался над статистикой, а между тем болееполовины разведчиков погибали от рук агентов собственных спецслужб.

Советские и американские разведки предпочитали обычно нерисковать. Грязные операции поручались представителям третьих стран, которых помере выполнения убирали союзники из соседних стран. В случае необходимостиснайперы и убийцы ЦРУ и КГБ убирали и этих агентов. Секретность обеспечиваласьабсолютная. В отличие от них израильская разведка МОССАД, опиравшаяся на своюместную агентуру почти во всех странах мира, наоборот, поручала выполнениещекотливых операций только доверенным лицам и всячески берегла их. При этомэффективность МОССАД чаще бывала выше прямолинейных, грубых действий ЦРУ илихитроумных, дьявольски запутанных даже для собственной агентуры действий КГБ.

Хайншток был обречен, разумом понимал Дронго, снова и сновавспоминая труп в ванной. Но на душе все равно оставалось ощущение липкой грязи.Ему казалось, что именно он предал Хайнштока, подставив его под удар. Проверьон вовремя скэллер, и у немца мог появиться шанс.

Вероятно три года без работы, когда он приходил в себя послеранения, давали о себе знать. Последняя операция в Австрии, правда, считаласьуспешной, хотя Дронго потерял сразу троих агентов и для себя он до сих порсчитал ее личной катастрофой. Тогда ему тоже приходилось действовать в жесткойобстановке, но он делал все, чтобы спасти своих людей. Здесь он шел на встречу,заранее предполагая, что итогом ее может быть гибель агента. И он обязан былпроверить свой скэллер. Воспоминания о запрограммированном убийстве не давалиДронго покоя.

Обедал он в одиночестве, Мария так и не появилась. Почему-тоон вспомнил Натали. Как она тогда сказала в Аргентине: «Берегите себя. Ониспособны на все» и еще, кажется: «Я люблю вас». И ее крик в венском аэропорту,когда она, сбив его с ног, подставила себя под пулю. И взгляд женщины,стрелявшей в него самого четыре года назад в Нью-Йорке.

Воспоминания о Натали обычно предшествовали периодическиповторяющимся приступам меланхолии. И именно поэтому Дронго, быстро пообедав,снова вышел в город.

Он любил заглядывать в магазины, иногда приобретая разныемелочи, чтобы уступить назойливым продавцам и очаровательным продавщицам. Всяпрелесть покупок заключалась в одном смешном факте — они ему не принадлежали. Ине были нужны. По возвращении Дронго сдавал все, включая нижнее белье и мелкиесувениры, дабы нигде не выдать факта своего присутствия в какой-либо стране.Годы шли, а строгие правила не менялись. Это помогало вырабатывать стойкийиммунитет к роскошным витринам западных магазинов.

В гостиницу Дронго вернулся в девятом часу вечера.Расположенный на Лаатзенер-трассе «Кронсбург» был четырехзвездочной гостиницейв сто пятнадцать номеров. Это тоже входило в обязательные правила агентов:отдавать предпочтение многолюдным отелям. И хотя номер на двоих, стоившийдвести шестьдесят марок, значительно дешевле двух одноместных номеров по стодевяносто марок каждый, тем не менее агенты жили по такому тарифу, благоразведка оплачивала все их расходы.

В случае провала одного агента другой мог сообщить об этом вЦентр. При этом второй часто охранял и подстраховывал первого. Но при захватеважного источника информации второй превращался из охранника в убийцу и могпрямо на месте, рискуя собственной жизнью, пристрелить первого. О главной егозадаче Мария Грот, разумеется, не знала, но, если Дронго попытаются арестоватьв Ганновере, она пойдет на все, чтобы этого не допустить, даже на ликвидациюсвоего партнера. Они оба знали правила игры и принимали ее такой, как она есть.

Когда Дронго вернулся, Мария ужинала в одиночестве вресторане отеля. Он сел за ее столик.

— Вы давно приехали?

— Минут десять. Я далеко ездила.

— Понятно. Как у нас дела?

— Эдит Либерман выехала в Париж. Мне приказано проследить заее встречей с Филиппом Стенюи. Как только они встретятся, я приеду в Брюссель,где вы меня должны ждать. Вам заказан номер в отеле «Бед форд». А связнойвстретится с вами в Амстердаме.

— Почему в Амстердаме? Мне нужно туда съездить?

— Да, обязательно. Послезавтра вас будут ждать. Руководствохочет исключить все возможности провала. Из Брюсселя до Амстердама три часаезды на поезде или два часа на автомобиле.

— Знаю, — мрачно произнес он, — много раз ездил. Где будетвстреча?

— У вокзала. По правой стороне улицы есть универсам«Си-эн-дей». Там обычно при входе продают цветы. Связной будет рядом, в краснойкуртке.

Спросите его, как пройти к музею мадам Тюссо.

— Он же совсем рядом, этот музей, прямо на площади, —недовольно проворчал Дронго, — его видно с улицы. Зачем нужен такой пароль?

— Не знаю. Ответ: «Музей недавно переехал. Но лучший музей —в Лондоне, советую вам съездить туда».

— Кто их придумывает, эти глупости, — вздохнул он. — Хорошо,когда я должен выезжать?

— Сегодня. Поезд уходит ночью. Мой самолет рано утром изГамбурга.

— Понятно.

Мария не смотрела на него, словно стесняясь ночной сцены.Подошел официант.

— Ничего не нужно, — покачал головой Дронго, — я не ем такрано.

— Это вредная привычка, — сказала она, наконец взглянув нанего.

— Что?

— Я еще вчера обратила внимание, что вы поздно ужинаете. Аза завтраком почти ничего не едите. Это вредная привычка.

— Спасибо. Мне почему-то кажется, что это не столь сильносократит мою жизнь.

Мария отодвинула тарелку.

— Пожалуйста, не шутите так.

— Хорошо. Когда отходит мой поезд? 1 — Через четыре часа.Билет уже заказан. Его принесут вам в номер.

— Сколько мне нужно ждать в Брюсселе?

— Три-четыре дня, может, больше.

— Так долго? — вырвалось у Дронго. Достав сигареты, женщинасняла очки.

— Вы так торопитесь попасть к ним?

— Просто все надоело. Страны, в которой я жил, уже несуществует, идеалов не осталось. Я иногда не понимаю, зачем я здесь? Во, имякакой дурацкой идеи? Или мне просто страшно оставаться одному?

— У вас включен скэллер?

— Конечно. Если вы его снова не подменили.

Мария изменилась в лице.

— Простите, я, кажется, сказал глупость, — извинился Дронго.