Читать книгу "Радужная топь. Избранники Смерти - Дарья Зарубина"

И тут Проха услышал там, куда ускакали охотники, какой-то шум. Свора, недавно свирепо лаявшая, скулила, бросалась под ноги перепуганным лошадям. Всадники кричали, белые искры сыпались туда и сюда, но словно не достигали цели. А из леса на охотников надвигалось нечто, что Проха во сне силился, но никак не мог разглядеть. Казалось, сама тьма идет к ним, давит широкими черными лапами людей и собак. Мачтовые сосны ломались словно солома, сыпалась кора, падали с шумом ветки. Ночь наступала, и свет будто померк, а потом и вовсе иссяк, оставив всех в лесу во власти пришедшей тьмы. Словно в насмешку выскользнула откуда-то кругляшком Землицына медальона луна, закачалась на цепочке на шее тьмы.

А тьма смотрела вниз глазами цвета грозовых туч. И во взгляде ее померещилось Прошке что-то знакомое. До того знакомое, что единственная мысль, что осталась в широкой песьей голове, — надо бежать! Скуля, он бросился прочь, перескакивая корни, путаясь в еловых лапах, но, споткнувшись обо что-то большое, упал, покатился по земле, пачкая лапы в крови. Да только не в его собственной — в крови, что лилась толчками из разодранного горла старика с колотушкой. А прямо перед Прошкой стоял на высоких лапах мертвый лис с проломленной головой — зияет посреди лба красная, как рубин, кровавая вмятина. Только шкура у зверя была отчего-то не цвета песка, как Проха запомнил, а серая, словно серебром полита, и сверкало серебро в лунном свете, искрами белыми пробегало.

Проха зарычал, попятился, да только зверь — не разберешь уже, лис или волк, — покачнулся и упал на тело мертвого своего убийцы. Проха моргнул, все еще надеясь успеть проснуться, пока тьма не настигла, не увидела его стоящим над мертвецами. И снова все переменилось — не осталось ни волка, ни старика, только лежал на пожухлой траве черный плащ с чернскими гербовыми волками. Проха потянул зубами плащ. Под ним не оказалось ничего. Только небольшой золотой кругляш.

Проходимка хотел тронуть его лапой, но не успел. Что-то белое мелькнуло сбоку. Огромный лохматый пес белоснежной масти зарычал на него: не тронь, мол. Сверкнул семицветными глазами и со всей силы ударил гончака обеими передними лапами в лоб.

И Проха проснулся, ощущая во лбу боль от удара. Да только не лапами странной собаки, а большим черным сапогом. Тот, кто спал на скамье, тоже проснулся чуть раньше и, обуваясь, приварил псу по морде. Прошка помотал головой, но двинуться побоялся. Помнил, как принял его господин в черных сапогах за кого-то дурного.

Сапоги исчезли. Видно, их хозяин выбрался из возка пройтись. Прошка выполз из-под скамейки. Брюхо тотчас откликнулось урчанием, напомнив, что булку ему вчера украсть так и не удалось. По счастью, она осталась лежать там, куда упала. Девушка о ней не вспомнила. Люди собирались продолжить путь. Первый воз обоза уже выехал на дорогу. На втором еще собирались, укладывали вещи.

Давешний молодчик, несмотря на сердитые взгляды отца и сочувственные дружинников и конюхов, стоял поодаль, держа за руку девушку с косой, не отрывая от нее взгляда. Прошка подобрался поближе к возу, чтобы попытаться расслышать слова. Нет ли среди них упоминания о том, когда господа соберутся есть.

— Ядвига, поедем с нами. Нечего сейчас делать в Бялом. Мы только оттуда, день как выехали. После смерти Казимежа все быстро переменилось, поверь. Поехали. Будешь у нас служить, — уговаривал господинчик, сверкая глазами. Отчего-то вспомнился Прохе Иларий, который «свое взял». Этот, верно, тоже хотел взять или урвать, да не больно ему перепадало.

— Простите меня, господин Лешек, что расплакалась да разболталась. Мне матушка-княгиня завсегда говорит, что погибну через свой болтливый язык и глупость, — ответила девушка, косясь на воз. Все места заняли, оставив ей самое дурное и тряское. Но господин все не желал отпустить ее, держал за руку.

— Такого человека, как ты, Ядвига, я давно не встречал. Как отпустил тебя Бяломястовец, не понимаю. Зато знаю теперь, что княгиня Агата — мудрая женщина, что отослала тебя к Якубу Казимировичу. Если такая, как ты, будет рядом с князем, устоит Бялое в грозу.

— Какую? — всполошилась Ядвига. — Вы все поминаете про какую-то грозу, да толком не говорите. Я хоть и глупая, а все-таки могу понять.

— Не могу ничего сказать. Ведь о тебе говорил Тадеуш, когда рассказывал, что девка помогла ему с постоялого двора выбраться? За это тебя отослал Якуб? Отца испугался?

Ядвига кивнула, а потом, опомнившись, замотала головой.

— Нет, я глупая. Не понимаю. Но если гроза эта придет, верно, людям будет беда. Скажите, если будет. В Бялом люди хорошие. Везде хорошие.

Девушка сжала обеими ладонями пальцы своего спутника. Лицо у Лешека сделалось темным, взгляд стал больным, словно каждое слово Ядвиги причиняло ему страдание.

— Гроза, Ядзя, она такая — не остановить ее. Потому и прошу тебя — едем с нами.

— Я к нему поеду, — спокойно, поняв, что не добьется правды, ответила Ядвига. Отняла руки. — В Бялом у меня и дом, и сердце. Идет гроза — встречу ее там, где родилась, с тем, кому Землицей обещана. Вы и сами бы так решили, верно, княжич?

Она повернулась, пошла к возу, откуда уже поглядывали сердито.

— Да ведь так и проходишь весь век в служанках, Ядзя! — крикнул ей вслед разозленный гордым ответом девчонки Лешек.

— Лучше сердцу служить, чем без сердца властвовать. — Пословица пришла на язык сама. Ядвига охнула, поняв, что высказала. Прижала ладони к заалевшим от стыда щекам.

Лешек развернулся на каблуках и пошел к своим, ничего не ответив.

— Девка, полезай, а то дотемна с тобой не доедем! — прикрикнул на Ядвигу кто-то. Она заняла место, прижав к себе свой узелок. Тряская телега двинулась по дороге вслед за первой.

Прошка, пользуясь тем, что княжича за что-то вполголоса отчитывал отец, прошмыгнул в возок и спрятался под лавкой, рыча на себя, что не успел увязаться за гордым господином Черны и его великаном. Пока держался в воздухе запах смерти за их возком, все было ничего. Да только намудрил что-то Чернец — жуткий дух пошел куда-то вверх, к небесам, и Прошка потерял след, заплутал. Полтора дня бегал по округе, пытаясь отыскать дорогу.

Возвращаться в Бялое было нельзя — признают, загонят на псарню или привяжут, как любого беглеца. Шутка ли, сколько его не было. И не расскажешь, что выбрал ему цветноглазый пес новую хозяйку и ослушаться его приказа нельзя. Это Прошка понял даже не умом — ум был собачий. Это почуял он хребтом и шкурой.

Жаль, не явился белый пес подсказать ему путь до лесной хижины, где жили они с хозяйкой последнее время. Отчего-то Прошка был уверен, что она вернулась туда.

Возок покатился дальше. Прошка понадеялся на собачий авось и на то, что на ближайшем постоялом дворе услышит знакомое слово «Черна» и пристроится в нужный обоз.

Страх ушел из песьей души. И если б знал Прошка, что такое судьба, то понял бы, что полностью положился на ее волю.

Глава 17

Будь ее воля, весь век провела бы Агнешка, забившись в какой-нибудь глухой угол. Где в деревеньке пять домов, да и то все с краю. Где мальчишки пасут коз, куры гребут пыль на дороге. Где вся жизнь умещается на пространстве чуть побольше горсточки — маленький крытый соломой дом да огород, похожий на сшитые вместе бабьи платки. Где живут тем, что вырастят, в чужие дела не суются, зато при встрече любому поклонятся. Где вилы берут только для того, чтобы кидать навоз или сено.