Читать книгу "Империя Четырех Сторон - Андрей Цаплиенко"

– Вильяк Ума, – тихо проговорил Чинча. – Верховный жрец.

Окльо грустно улыбнулась и кивнула головой, словно в знак согласия.

– Впрочем, он нас не выдал и время от времени помогает нам. У него очень острый ум и большое доброе сердце. Хотя этот человек бывает жестоким. Как и все мы.

Однако, несмотря на желание многих могущественных людей сохранить наши традиции, мы потерпели поражение. Мы поддержали Уаскара в его законном стремлении стать Великим Инкой. Но голод, охвативший Тавантинсуйу, помог победить Атауальпе и тем, кто хотел добраться до богатств этой страны. То, что принадлежало миллионам людей, захватили новые вожди, а то, что они не смогли захватить, было просто разграблено. На наших складах в горах сохранялись нетронутыми запасы провизии на десятки лет, и лишь немногие из них остались целыми. Да и то, благодаря умным, честным и дальновидным лидерам местных общин – айлью, за что им огромное спасибо. Иногда я думаю, что возрождение Империи Четырех Сторон начнется не из Куско, а из дальних горных общин, где люди умнее и чище нас с тобой.

– Я тоже из горной общины, – заметил, с долей обиды в голосе, архитектор.

– Знаю, мой дорогой, – улыбнулась Окльо. – Именно поэтому ты здесь. Вильяк Ума говорил о тебе.

Чинча подумала и сказал:

– Он мне передал символ.

– Это больше, чем символ, – заметила девушка. – Я знаю, ты сумеешь его сберечь. Тем, кто пытался сделать тебя слепым, он нужен был больше, чем ты.

– Кто они такие? – спросил Чинча.

– Северяне. Это страшные люди. Я же говорила о том, что они верят только в силу, и сила того, кого они съедают, переходит к ним.

– Ты в это веришь?

– В это верят они. Тебя они хотели наказать. Лишить всех чувств и превратить в растение. И это тоже можно считать жертвоприношением. И мы тебя спасли.

– Ты и твой отец?

Окльо вздохнула глубоко и печально. В этом вздохе было гораздо больше одиночества, чем в пронзительном крике, который издает заблудившийся путник, оказавшись один на один со своим страхом и отчаянием. Чем больше Чинча ее слушал, тем больше ему хотелось защитить ее от жестокого мира, день за днем становившегося все более и более незнакомым. Так, обычно неприятно, удивляет старый друг после долгой разлуки: ты ожидаешь увидеть прежнего человека и не хочешь брать во внимание, что между двумя вашими встречами прошла целая жизнь, полная событий, и у каждого она своя.

– Отец построил этот тайник вместе со своими товарищами. Он был главным архитектором Империи Четырех Сторон, и многое, чем ты восхищался в Куско, придумал его разум и воплотил его талант. «Воин – это тот, кто разрушает, – любил он говорить. – А строитель – это тот, кто создает». В человеке живут обе страсти – и к разрушению, и к созиданию.

– А любовь?

– Что «любовь»? – переспросила Окльо.

– Любовь это разрушение или созидание? – Голос Чинчи дрожал. Он словно боялся, что она увидит скрытый смысл в его словах. И она увидела.

– Обними меня, – позвала его Окльо.

Он обнял ее с нежностью и страстью. Она отозвалась, плотно прижавшись к нему, и притянула его голову поближе, чтобы удобно было дотянуться губами до его полураскрытых губ. Он почувствовал ее дыхание, и, хотя их губы еще не сомкнулись, у него во рту появился вкус мятной жвачки, которую она, готовясь к поцелую, плотно утрамбовала язычком под нижнюю губу. Влага их дыхания все больше и больше смешивалась, пока, наконец, их губы не сомкнулись. Ее язык ловко втиснулся в небольшой зазор между его губами. Он дал ей проникнуть в себя, а потом еще глубже нежно втянул в себя ее язычок.

Когда они в первый раз оторвались друг от друга, мужчина выдохнул:

– Сладкая моя!

Вечные слова, которые на протяжении тысячелетий любовники произносят так, словно только что изобрели их сами.

– И ты! – улыбнулась женщина, игриво укусив его за мочку уха.

Его язык скользнул от уголка ее рта, потом вниз по щеке, к самой шее. Нащупав робкий пульс вены, мужчина сначала поцеловал ее в то место, где под кожей бился кровавый пульсар, а потом очень осторожно, чтобы не причинить ей боль, дотронулся зубами до кожи. Она была чуть солоноватой от испарившегося пота. Возбуждающе солоноватой.

– Сладкая моя! – Чинча продолжал говорить банальности, которые использовали мужчины за тысячи лет до него и наверняка будут использовать и после. – Так бы тебя и съел!

Он улыбался, а она, жмурясь, как сытая хищная кошка, подставляла свои щеки, губы и глаза под барабанную дробь его поцелуев. Постепенно его объятия становились жестче, поцелуи сильнее. В любовной игре мужчина и женщина все более явно стали использовать опасные ласки. Он ее то целовал, то слегка сжимал зубы на ее коже. Она, позволяя ему многое, словно со стороны услышала крик боли.

– Ты что? – спросил он.

Тогда она поняла, что кричала сама и вовсе не потому, что ей было хорошо. Она провела рукой по шее. На ладони остался след крови. Пальцы нащупали рельефный след от его передних резцов. Это был укус.

– Ой, что же это я делаю?! – Мужчина произнес глупость вместо извинения.

Она только улыбнулась.

– Ну, вот, наконец-то ты понял.

Во время любовной игры в нем пробудился зверь. И этот зверь был голоден, а значит, действительно хотел ее съесть.

Восемь. Тот, кто пришел

Меньше всего на бивуаке Вадим ожидал встретить этого человека. Грузный пожилой зевака нелепо крутился среди мощных машин, деловито снующих по лагерю, поднимая пыль. Толстяк явно был чужаком на этом празднике бездорожья, и ощущение нелепости его пребывания здесь усиливала одежда, которую человек нацепил на себя. Клетчатые шорты невероятного размера были подтянуты под надутый живот, напоминающий небольшой аэростат. Его воздухоплавательную округлость скрывала разноцветная гавайская рубаха, вся в пальмах и желтоватых бананах-ананасах. Над лицом с двойным подбородком возвышалась зеленая туристическая панама. И, в довершение ко всему, этот человек посасывал шоколадное эскимо, невесть откуда взявшееся на бивуаке. Было очень жарко. Лица гонщиков и механиков были покрыты бархатистой пылью. Ее поднимал сухой ветер, и она, словно взвешенная в горячем воздухе, быстро прилипала ко всему, что несло на себе любые следы влаги. А к потным телам и подавно. Из-за жары мороженое в блестящем пакете довольно неуверенно держалось на палочке и слегка болталось.

Вадим закончил этап за несколько часов до появления нелепого толстяка. Его оранжевый комбинезон местами стал серым от пыли. Из-под расстегнутого ворота виднелась нательная рубаха из фибровой ткани, пропускающей влагу, вся в темных разводах от пота и грязи. Гонщик сидел на только что снятом колесе рядом с машиной, установленной на стапеле. Механики с весьма сосредоточенными лицами суетились вокруг болида, словно охотники возле большого и сильного стреноженного зверя. Техников, которые обслуживают не фаворитов, а обычных гонщиков, всегда отличает нехватка времени. Это и немудрено: ведь фавориты всегда приходят первыми, а остальные доезжают как получится и когда получится. А за оставшиеся до следующего старта часы нужно закончить примерно тот же объем работ, который не торопясь выполняют механики и Неистового Араба Насера, и короля дюн Ансельпетера, и голландского тяжеловоза Де Рота. Даже, пожалуй, больше. Они, фавориты, летят по нетронутой целине. Перед ними открываются горизонты бездорожья, не исчерченные колесами автомобилей. Первую колею оставляет лидер. Тот, кто едет за ним, старается не попасть в эту колею. Остальные, в конце концов, обречены на езду по разъезженным желобам чужих побед, выбираясь из которых они фатально бьют рычаги подвески, мучают коробки передач и сжигают начинку корзины сцепления.