Читать книгу "Голая экономика. Разоблачение унылой науки - Чарльз Уилан"

В 2009 году, после вскрытия финансового кризиса, Саймон Джонсон, в прошлом главный экономист Международного валютного фонда, провел для журнала Atlantic отличный анализ. В частности, он пишет: «Крупные коммерческие и инвестиционные банки, а также хедж-фонды, работавшие с ними рука об руку, стали основными бенефициарами “пузырей”-близнецов – на рынке недвижимости и на фондовом рынке – этого десятилетия. Их прибыли росли благодаря постоянному увеличению количества сделок, основанных на относительно небольшой базе реальных физических активов. Каждый раз, когда ссуда продавалась, объединялась в пакет с другими, секьюритизировалась и перепродавалась, банки получали свои комиссионные за транзакции, а хедж-фонды, выкупавшие эти ценные бумаги, наслаждались все большими вознаграждениями по мере разбухания своих активов»[42].

Каждая сделка сопряжена с определенным, изначально свойственным ей риском. К сожалению, банкиры, получающие огромные комиссионные при покупке и продаже того, что позже превращается в так называемые «токсичные» активы, не несут в полной мере ответственности за риск, связанный с этими продуктами; этот риск ложится на их компании. Одним вершки, другим корешки. В случае с Lehman Brothers это довольно точное описание произошедших событий. Да, сотрудники Lehman лишились своих рабочих мест, но тем, кто несет главную ответственность за развал компании, не пришлось возвращать огромные бонусы, полученные ими в тучные годы.

Заслуживает упоминания еще один виновник кризиса; и опять же главный виновник – это плохо согласованные стимулы. Предполагается, что кредитные рейтинговые агентства – Standard & Poor’s, Moody’s и прочие – как независимые органы оценивают риск новомодных финансовых продуктов. При этом многие активы, оказавшиеся в центре финансового кризиса и признанные впоследствии «токсичными», в свое время получали поистине «звездные» кредитные рейтинги. Отчасти это объяснялось банальной некомпетентностью. Однако на ситуацию не могло не повлиять и то, что работа кредитных рейтинговых агентств оплачивается фирмами, торгующими облигациями и другими ценными бумагами, которые эти агентства, собственно, и оценивают. Это все равно что владельцу подержанного автомобиля платить оценщику, чтобы тот стоял у его машины и давал клиентам полезные советы: «Послушайте, Боб, почему бы вам не встать здесь и не рассказывать покупателям, насколько удачной будет такая сделка». По-вашему, много ли в этом смысла?

Насколько мне известно, описанные выше проблемы корпоративного стимулирования не решены и по сей день, как в отношении руководителей высшего звена государственных компаний, так и в отношении других сотрудников, рискующих капиталом их фирм. Тут мы имеем дело с одним противоречием, разрешить которое действительно крайне трудно. С одной стороны, компании нужно вознаграждать за инновации, риск, новые идеи, упорный труд и тому подобное. Все это идет им на пользу, и сотрудники, которые делают это как следует, ответственно, конечно же, должны получать соответствующее вознаграждение, в некоторых случаях очень-очень щедрое. С другой стороны, сотрудники, которые делают что-то новаторское (например, разрабатывают новые финансовые продукты), всегда будут лучше информированы о своих истинных замыслах и намерениях, чем их руководители; а их начальники, в свою очередь, будут иметь больше информации, чем акционеры. Задача в том, чтобы вознаграждать людей за достойные результаты, не создавая при этом стимулов, побуждающих их обойти систему и таким образом нанести ущерб компании в долгосрочной перспективе.

Проблемы «принципал – агент» характерны не только для титанов корпоративного мира. Во многих ситуациях нам приходится нанимать людей с мотивами, похожими, но не идентичными нашим. А разница между «похожим» и «идентичным» может в корне изменить результат сотрудничества. Возьмем, например, агентов по недвижимости, эту особую породу пройдох, которые вроде бы обязаны печься о ваших интересах, но далеко не всегда это делают независимо от того, покупаете вы недвижимость или продаете. Посмотрим на ситуацию сначала с точки зрения покупателя. Агент, сама любезность, показывает вам множество домов, и в конце концов вы находите подходящий. Пока все идет нормально. Теперь пришло время торговаться с продавцом о цене покупки, и агент нередко выступает в этом деле вашим главным советчиком. А между тем его плата – это процент от потенциальной цены покупки. Значит, чем больше вы готовы заплатить, тем больше он заработает и тем меньше времени займет вся сделка.

Возникают проблемы и при продаже недвижимости, хоть и не такие очевидные. Чем выше цена, которую вам дают за дом, тем больше денег получит ваш агент. И это правильно. Но стимулы по-прежнему согласованы не до конца. Предположим, вы продаете дом в ценовом диапазоне выше 300 тысяч долларов. Агент может выставить его за 280 тысяч и продать уже через двадцать минут, а может назначить цену в 320 тысяч долларов и довольно долго ждать покупателя, который влюбится в дом и купит несмотря на цену. Ваша выгода (или убыток) в результате этих двух разных подходов к ценообразованию огромна – целых 40 тысяч долларов! Однако агент по недвижимости может смотреть на дело совершенно иначе. Выставление дома на продажу по высокой цене приведет к тому, что ему придется долгие недели показывать дом потенциальным покупателям, открывать им двери, даже печь печенье, чтобы в доме вкусно пахло. Предположим, комиссионные агента составляют три процента, значит, он может заработать 8400 долларов, не делая практически ничего, или 9600 долларов за много недель напряженного труда. Что бы вы сами выбрали? Независимо от того, выступает он на стороне покупателя или на стороне продавца, самый мощный стимул для любого агента по недвижимости – заключить сделку, и его очень мало заботит, насколько выгодной она будет для вас.

Экономика учит нас правильно выбирать стимулы. Как говорит Гордон Гекко, персонаж фильма «Уолл-стрит», жадность – это хорошо, так что убедитесь, что она на вашей стороне. Впрочем, Гекко был не совсем прав. Иногда жадность вредна, даже для абсолютно эгоистичных людей. В сущности, некоторые наиболее любопытные проблемы экономики связаны именно с теми случаями, когда вполне рациональные люди, действуя в собственных интересах, делают то, что на самом деле ухудшает их благосостояние. А между тем их поведение абсолютно логично.

Классический пример такого рода – так называемая дилемма заключенного[43], не совсем естественная, но очень наглядная и правдивая модель человеческого поведения. Суть ее проявляется в следующем эксперименте: двух человек, арестованных по подозрению в убийстве, немедленно разводят по разным комнатам, чтобы допросить по отдельности. Доказательства виновности обоих не слишком веские, и полиция рассчитывает быстро добиться признания. Власти готовы пойти на сделку, если один из подозреваемых укажет на другого как на инициатора преступления.

Если ни один из арестованных не признается, полиция обвинит обоих в незаконном владении оружием, а за это преступление предусмотрен пятилетний тюремный срок. Если признаются оба, оба получат по двадцать пять лет заключения за убийство по сговору. Если же один свалит вину на второго, стукач получит три года как соучастник, а его подельнику светит пожизненное. И что же происходит?