Читать книгу "Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков"

Маша согласилась, живо вытащила его к подиуму, где гремели ударные инструменты и бренчали гитары. Думая о своей любви к отцу, обнимая его, она стала настолько счастливой, что нахлынувшая на нее грусть по поводу проданной коллекции минералов, исчезла, и лицо ее расцвело солнечной улыбкой.

Николай Степанович несколько секунд думал о коллекции, затем переключился на пляшущих рядом смазливых девушек. Танец, вызывавший у него живейший интерес, приковывал к их одежде, легкой, короткой, вынуждающей подглядывать. Смущение то появлялось, то проходило. Чтобы не ставить себя в неловкое положение, он поворачивал голову к дочке. Та понятливо кивала головой, лукаво подмигивала.

– Папа! – это слово в устах дочки прозвучало как грозный приказ, исключающий возражения.

Он перестал смотреть по сторонам. К нему вернулась мысль о проплаченнной в газете статье.

Первую заметку они сочиняли вместе. Иван Никодимыч заглянул вечерком с исписанными листами бумаги. Признался ему, что как только начинает писать, мысли появляются правильные, а вот на бумагу ложатся почему-то совсем другие. Все предложения пришлось переписывать раз пять подряд, но ничего путного так и не получилось. Текст выходил из-под карандаша сумбурным и неубедительным. И тогда Иван Никодимыч решил побеспокоить соседа: «У вас все-таки высшее образование!».

Вместе им удалось написать злой материал, кусающий и власть за равнодушное отношение к заботам и тревогам людей, и правоохранительные органы за нежелание исполнять профессиональные обязанности. Дочь Галя взялась выступить посредником… Она отнесла заметку знакомым журналистам. Через день они позвонили и, извиняясь, сказали, что газета подобные материалы публикует лишь на платной основе. Николай Степанович долго не мог сообразить, почему ему надо платить за возможность высказать свою позицию по судьбе парка… Раньше наоборот редакция газеты присылала ему гонорар за любую опубликованную статью, независимо от того, шла в ней речь о защите леса или о тайнах алтайских рудных месторождений.

Галя пояснила, что те гонорарные времена давно канули в Лету, и нынче, в рыночные времена, газеты вынуждены самостоятельно зарабатывать любыми способами себе на жизнь. Критика в адрес представителей власти рассматривается как заказной материал, потому за размещение его и берут деньги. С одной стороны, журналисты тем самым проявляют себя коммерсантами, с другой стороны, подстраховываются на случай обращения чиновников в суд.

Николай Степанович все равно не внял аргументам дочери, попытался убедить газетчиков, чтобы те проявили гражданскую позицию и выступили в защиту парка бесплатно. Но те наотрез отказались. В момент последнего напряженного разговора по телефону упрямая журналистка с ехидным голосом вообще бросила трубку… Пришлось соглашаться на условия газеты. Единственную уступку журналисты сделали Гале в виду ее знакомства с ними, и якобы из некой профессиональной солидарности. Когда Николай Степанович передавал в конверте тысячу долларов дочери, то просил ее передать коллегам, что у них не только основы профессионализма отсутствуют, но и элементарные признаки наличия совести.

Появление той статьи позволило защитникам парка выиграть время.

Ресторан «Техас» принимал все больше новых гостей. Но, как заметил Николай Степанович, они чаще норовили не за столы сесть, чтобы окунуться в ритуальные беседы за бокалом вина, а спешили в танцующую толпу. И ему, плавающему среди кружащихся пар, становилось все теснее, теснее. Завершив медленный вальс с Машей, которая неустанно удивляла своими легкими движениями, азартом, сложными фигурами, он пригласил на танец и Лизу. Но если Маша вела за собой отца, инициатива была на ее стороне, в ее руках, то со старшей дочерью выходило все иначе. Она оказалась в плену ведомого, бездумным исполнителем чужой воли.

Вскоре Николай Степанович предстал перед официантом – легкий, плечистый, ворот чистой рубахи распахнут на груди и вылез из-под светлого пиджака.

Высокий, брюзгливый мужик смотрел на него недобрым глазом ровно столько времени, сколько тот доставал из кошелька деньги. Когда расчет был получен, как и неплохие чаевые, он резко изменился в лице и проводил нежадного клиента с двумя барышнями до такси вполне доброжелательным взглядом.

Лиза попыталась в машине покритиковать отца, побрюзжать по поводу бесполезно отданных официанту чаевых: «Он меня обзывал! Этот верзила не достоин никакого поощрения!..». Однако Николай Степанович утихомирил раскрасневшуюся от возмущения Лизу, обнял на заднем сидении обеих дочек и задремал…

Ночь над домом Мазаевых радовала яркими звездами, напоминающими новогодние игрушки.

Жильцы томились в ожидании следующего дня, появления во дворе бульдозера. Иван Никодимыч в очередной раз коротал бессонные ночи, то впадал в отчаяние, то приободрялся, намечал новый план борьбы с чиновниками.

Полон сомнений был и Николай Степанович. Правда, он ощущал, что корнем всех бед для их некогда тихого дома является не продажная местная власть, а настырность и алчность нового угрюмого жильца Анзора, его стремление укротить население и поставить торговую лавку.

Два дня подряд группа людей выходила и утром, и в обед, и вечером из своих уютных квартир на улицу высматривать наступление техники на парк. К счастью, жизнь текла мирно, тихо… Исключая вечернее время. После работы в квартире Анзора собиралась молодежь и устраивала шумные оргии. Музыка продолжала мешать людям и общаться, и отдыхать. Участковый приезжал по вызову, брезгливо выслушивал жалобы и, пожимая плечами, давая знать, что ничем не может помочь, уезжал восвояси. Люди смиренно ждали окончания грохота барабанов, затем в гневе, в расстроенных чувствах, напившись корвалола, засыпали.

На третий день во двор пришла беда. Ощущение, что она вот-вот появится, уже жило в людях.

Ранним утром Иван Никодимыч выпустил собаку на улицу. Больные ноги не позволяли ему выходить вместе. Жильцы дома знали про миролюбивый характер пса, видели не раз, как он спокойно бродил между деревьями, делал там свое дело, и возвращался к хозяину. Никто не жаловался на Верного, не упрекал его в агрессивности.

Гулял пес, как правило, недолго. По возвращению на лестничную площадку, подходил к незапертой двери, толкал ее лапой… Старик встречал четвероногого друга, защелкивал замок.

В это утро все сложилось по-другому. Пес Верный выбежал на улицу и пропал.

Пригретый утренним солнцем парк молчал. На березах лопнули почки, со дня на день из них вылезут свежие зеленые листочки. Вчера на небе сияла праздничная весенняя радуга, раскинувшаяся от края до края. Сегодня по нему плыла гряда длинных облаков, суливших теплый дождичек.

Иван Никодимыч глянул на часы, висящие на стене, в голове засвербила мысль: Верному пора домой. Он медленно прошелся по комнате, поглощенной загадочно-пепельным сумраком, подумал, что у собаки кроме собственных сложностей могут возникнуть непредвиденные, например, кто-то нарочно плотно захлопнет входную дверь или подопрет ее палкой так, что животному и не под силу будет ее открыть. Для успокоения он выглянул в окно… Там царила пустота.