Читать книгу "Багровый рассвет - Виталий Винтер"

Александр, пригибаясь и стараясь целиком сливаться с землёй, переполз ещё подальше и затаился в канаве, заросшей колючими стеблями сорняков. Врага он пока не видел, а перестрелка за спиной стала постепенно стихать. Но в следующее мгновение его привлёк шум шагов по хрустящим осколкам стекла и обломков кирпича, и младший урядник, напрягая до боли зрение, вгляделся в обманчивую предрассветную темноту перед собой.

Расплывчатые тени выступили из дыма, то появляясь, то пропадая – словно играя с отблесками пожаров, усеявших селение. Их было не много, не больше пяти, и они торопливо, но осторожно двигались на звуки затихавшей перестрелки, видимо рассчитывая ударить в спину оставшихся в живых после артналёта. Сашка до боли в суставах сжал цевьё автомата. Прильнув к прицелу, долгих несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, ждал не дыша, когда расплывающиеся в темноте мимикрическим камуфляжем противники, пройдя его, затихшего в канаве, окажутся на одной линии. И только тогда уже, задыхаясь и боясь выдать себя хотя бы вздохом, он вдавил податливый спусковой крючок, сбив одновременно три, сразу приобретающие человеческие черты, фигуры.

Темнота, казавшаяся ещё мгновение до этого чёрным полотном, в которую было запелёнато просыпающееся побережье, с треском разорвалась. Патроны закончились с сухим щелчком впустую клацнувшего затвора, и сразу же на Сашку набросились с нескольких сторон, пытаясь повалить и отобрать оружие, но почему-то, не стреляя и не режа. Кто-то сзади вцепился мёртвой хваткой, и младший урядник, перед тем как его свалили на пыльную землю резкой подсечкой, с опозданием успел подумать, что свою единственную гранату он уже не успеет достать. Врезавшись лицом в пахнущую полынью пыль с такой силой, что засверкало от боли в глазах, он всё же умудрился не выпустить автомат из рук. Ударов, сыпавшихся со всех сторон, он уже не чувствовал, и просто продолжал дальше действовать совершенно автоматически.

Перекатившись, Сашка выбросил вверх и в сторону оказавшийся во время падения под ним автомат и сразу же почувствовал, что его последний удар отчаяния достиг цели: штык-нож вошёл во что-то податливое. Он дёрнул автомат к себе, но тот почему-то застрял намертво, и тут же удар ботинка с металлическими подмётками почти отбросил его в темень беспамятства с разноцветными всполохами, наполнившими взорвавшийся болью мозг. Вокруг стреляли и бегали люди, но он был словно где-то далеко, и только тяжесть почти сразу упавшего сверху тела вернула младшего урядника в реальность.

От удара и тяжести у Сашки перехватило дыхание – лёгкие, придавленные словно громадным камнем, не могли втянуть ни глотка воздуха. На лицо лилась какая-то тёплая жидкость, заливая уши, нос, рот и глаза липким сиропом. Когда он исхитрился всё же оттолкнуть навалившуюся тушу, то от увиденного его тут же вырвало. То, что лилось на него, оказалось ничем иным, как кровью, всё ещё струившейся из разорванных шейных артерий, опоясывающих белевший в полумраке осколок позвоночника, торчавший, словно стебель невиданного цветка, выросшего прямо из мощного, но всё же поверженного тела.

После того, как рвотные спазмы отступили, Сашка сумел кое-как сфокусировать зрение и оглядеться. Всё место схватки с пытавшимися обойти их с тыла азапами усеивали тела последних, облачённых по самые глаза в комбинезоны с длинными ятаганами за спинами, которыми враги не воспользовались в свалке ближнего рукопашного боя. Младший урядник с удивлением обнаружил, что всё ещё держит мёртвой схваткой рукоятку своего верного старого автомата. Ствол уходил куда-то в клубящийся и переливающийся всеми возможными тёмными красками ночи бугорок, который при попытке потянуть оружие к себе внезапно застонал и – так как камуфляж-хамелеон окончательно перестал функционировать, – превратился в скорчившееся рядом тело. Огромные карие глаза с мучением и горящей яростью уставились на Сашку под почти ощутимый скрежет ломающихся от судорог зубов.

Младший урядник сдёрнул с врага чёрную защитную маску и, совершенно оцепенев, увидел под ней лицо совсем молодого парня, изуродованное гримасой страшной боли.

– Аллах акбар, – тихо прошептал лежащий перед ним.

– Что-что?.. – тихо проговорил Сашка.

Лицо паренька вдруг разлетелось серыми ошмётками мозга и брызгами плоти, заляпавшими всё вокруг. Не успел Сашка утереться, как рядом раздались торопливые шаги и откуда-то сверху загрохотал голос:

– О, смотри, Иван! Кажись, кто-то из наших ещё живой.

Сашка, ещё не пришедший в себя окончательно, не успел дёрнуться, как его подхватили с двух сторон и, встряхнув, подняли. Тут же он получил ставший уже знакомым мощный хлопок по спине:

– Ну, ты ж гляди! Младшой – и снова живой! Вот это чудо из чудес, – загрохотал, словно паровой каток под самым ухом, хорунжий. – Смотри, Роберт, – обратился он к бунчужному, стоявшему рядом и придирчиво осматривавшему Сашку, словно какое-то удивительное событие, – вот везёт парню так везёт.

Видимо не разделяя такого оптимизма, Тельманов скривился и, оставив Сашку в покое, резким движением выдернул из безголового трупа, скорчившегося у их ног, автомат с тёмным от крови штыком. Повертев его в руках, он протянул оружие младшему уряднику и обратился к тяжело дышащему Шестопалу, показывая на обезображенное тело:

– Да не кричи ты так, хорунжий. Хорошо, видать, тебя приложило?! Контузило, небось? – И, обращаясь уже к Сашке, сказал: – Смотри, парень: азап-то твой – ещё б секунда, и подорвал бы вас обоих! – Тельманов носком разбитого ботинка ткнул в сжавшуюся в предсмертной конвульсии руку с намертво зафиксированным в ней серебристым цилиндриком гранаты. – Проверь оружие, патроны, и гранату тоже прибери. Она ему больше ни к чему. Ты не ранен? Идти сможешь?

Сашка механически закивал, всё ещё не в силах оторваться от изуродованного тела у ног. Кровь, везде кровь. Такая разная: яркая и тёмная, водянистая и густая, блестящая от полосующих небо трассеров и осветительных ракет, но ни в одном варианте не похожая на те бутафорские лужи, что доводилось видеть в старых фильмах. Кровь имеет запах, который часто более выразителен, чем её вид. А ещё есть другие запахи – ведь люди, да, мёртвые люди, а уже не враги-соперники, перед неминуемой смертью не могут стыдиться. Незачем, да и смысла более нет. Поэтому вокруг висит резкий запах крови, смешанный с другими запахами, высвобожденными скорченными в смертельных конвульсиях телами. Запахи, к которым он привык с детства, но почему-то только сейчас понял их простую суть. Конец для всех один, а после него тебе уже всё равно, как о тебе подумают: вспомнят ли, похоронят с почестями. Просто будет темнота и, возможно, наконец-то, спокойствие.

Хорунжий что-то пощёлкал в нарукавном компе и через минуту, став вновь самим собой, обратился к ним:

– Медпакет сработал. Я думаю, на сегодня всё для нас. Отвоевались. Не должны они снова полезть после таких потерь…

– Накаркаешь! – недовольно пробурчал стоявший рядом Тельманов. – В прошлый раз то же гутарил…

Он отошёл чуть вперёд и придирчиво осматривал трупы, в беспорядке разбросанные на поле боя, и вдруг резко передёрнул затвор, звонко клацнувший в тишине, и присел, подняв над головой сжатый кулак.