Читать книгу "Сильнее смерти - Джон Голсуорси"

Услышав этот тщательный выговор, который сочетался к тому же с каким-то недостатком речи, Джип почувствовала к ней жалость, - словно к прелестному цветку, пораженному болезнью. Кивнув ей, она повернулась к Фьорсену, который дожидался выхода на сцену. На кого он смотрит: на нее или на эту девушку? В фойе Росек сказал:

- Приходите сегодня ко мне с Густавом. Она будет танцевать для вас. Она восхищена вами, мадам.

Джип очень хотелось ответить просто и грубо: "Я не хочу идти к вам". Но она только проговорила:

- Спасибо. Я спрошу Густава.

Вернувшись на место, она отерла щеку, которой коснулось дыхание Росека. Выступала теперь молодая певица; такие девушки всегда очень нравились Джип: голубые глаза, рыжевато-золотистые волосы - полная противоположность ей самой; исполнялась песня "Хижина на Юре" - своеобразное излияние сердца, разбитого любовью:

И солнце погасло в сердце моем...

Джип затрепетала: что-то откликнулось в ее душе на эти слова. Отец говорил: "Это захватывает тебя внезапно, и ты уже любишь". Нет! Она сама плод такой любви, но она не хочет так любить!

Певица кончила петь. Раздались жидкие аплодисменты. А ведь девушка прекрасно исполнила одну из самых чудесных песен на свете! Или она слишком трагична, печальна, трудна для понимания, недостаточно изысканна? Джип стало жаль певицу. Ей захотелось незаметно уйти.

Но у нее не хватило смелости - придется вытерпеть этот вечер у Росека. Что ж, она по своей доброй воле выбрала эту жизнь, в которой она никогда не обретет ни надежной гавани, ни родного дома. Она сама согласилась, что" бы ее посадили в клетку.

Когда они ехали к Росеку, она скрыла от Фьорсена головную боль и подавленное настроение. А он снова был похож на выпущенного на волю школьника - возбужденный аплодисментами, он передразнивал ее старого учителя, своих обезумевших от восторга обожательниц, Росека, молоденькую танцовщицу с полуоткрытым ртом. Он обнял Джип, привлек ее к себе и стал вдыхать запах ее кожи, словно нюхая цветок.

Росек занимал второй этаж старинного особняка на Рассел-сквер. В доме стоял запах не то ладана, не то каких-то других курений. На стенах темного холла горели электрические лампы в алебастровых сосудах, вывезенных, должно быть, с Востока. То было святилище коллекционера. У хозяина было явное пристрастие к черному - стены, диваны, рамы картин, даже изразцы были черного цвета, всюду тусклое мерцание золота, слоновой кости, мозаики. На круглом черном столе стояла золотая ваза с бархатистыми веточками вербы и лунника, на черной стене выделялась вырезанная из слоновой кости маска фавна; в темной нише стояла серебряная статуэтка танцующей девушки. Все это было красиво, но все - какое-то мертвенное. И Джип, чуткая к красоте, любившая все новое, затосковала по воздуху и солнечному свету. Она подошла к одному из окон с черными портьерами и с облегчением увидела заходящее солнце, освещающее последними лучами деревья Сквер-гарден. Ее представили мистеру и миссис Гэллант; он был смуглый мужчина, с лицом циника и умными, недобрыми глазами; она - цветущая, пышная, с алчными голубыми глазами. Маленькая танцовщица, как сообщил им Росек, отправилась переодеваться "ни во что".

Он повел Джип осматривать его сокровища: скарабеи, гравюры Ропса {Ропс, Фелисьен (1833-1898), бельгийский художник-декадент.}, посмертные маски, китайские картины, забавные старинные флейты; он показывал все это с таким видом, словно только она и может оценить по достоинству эти сокровища. Инстинктивно она страшилась утонченной порочности этого дома, где все приносилось в жертву изощренному вкусу. Она впервые заглянула в жизнь раззолоченной богемы, из которой, однако, были изгнаны душевная щедрость, elans {Порывы (франц.).}, споры, свойственные подлинной богеме, - здесь была сфера, в которой вращались только высшие ее жрецы. Но, глядя на Джип, никто бы не сказал, что нервы ее взвинчены до предела, словно она прикоснулась к трупу. Показывая ей алебастровые сосуды, Росек осторожно положил свою руку на ее запястье и пальцами, мягкими, как лапа кота, погладил ее руку, потом поцеловал ее. Technique! {Техника! (франц.).} Джип с трудом удержала смех. Он заметил это. Бросив на нее взгляд, он провел рукой по лицу - и вдруг! оно сразу стало прежним, невозмутимым и ничего не выражающим. Жалкий человечек!

Когда они вернулись в "салон", как называли ту комнату, мисс Дафна Уинг в черном кимоно, в котором ее лицо и руки еще больше напоминали алебастр, сидела на диване рядом с Фьорсеном. Она сразу же вскочила и подбежала к Джип.

- О, миссис Фьорсен! - Почему-то все, что она говорила, начиналось с этого "о!" - Не правда ли, это прелестная комната? Она создана для танца. Я захватила только кремовый и красный костюмы - они так подойдут к черному.

Она распахнула кимоно, чтобы Джип могла рассмотреть ее одеяние кремовую, охваченную поясом тунику, и рот ее приоткрылся, словно она ожидала в награду леденец.

- Я немного боюсь графа Росека, - сказала она.

- Почему же?

- О, он очень строгий критик. И такой ловкий - подходит к тебе, не услышишь. Я убеждена, что ваш муж играет чудесно. О, миссис Фьорсен, вы красивы, правда? Что вы хотели бы увидеть из моих танцев в первую очередь? Может быть, вальс Шопена?

- Я люблю Шопена.

- Тогда я буду танцевать вальс. Только то, что вам нравится, потому что я восхищена вами и чувствую, что вы ужасно милая. О да, я это вижу! И ваш муж ужасно в вас влюблен. Знаете, я училась пять лет, но еще никогда не выступала. А теперь граф Росек обещает поддержать меня, и я надеюсь, что скоро у меня будет дебют. Вы придете на мой первый концерт? Мама говорит, что мне надо быть ужасно осторожной. Она позволила мне прийти сюда сегодня только потому, что здесь будете вы. Хотите, я начну?

Она подбежала к Росеку.

- О, миссис Фьорсен хочет, чтобы я начала; вальс Шопена, пожалуйста. Тот, который играется так...

Джип села рядом с Фьорсеном, а Росек начал играть, не сводя глаз с девушки. На губах его, обычно сжатых, появилась слащавая улыбка. Мисс Дафна Уинг застыла, прижав к груди кончики пальцев, - статуэтка из черного дерева и воска. Она сбросила черное кимоно, и Джип вздрогнула от волнения. Она умеет танцевать, эта маленькая вульгарная девочка! В каждом плавном движении ее гибких рук и ног чувствовалось упоение и восторг прирожденного таланта, отшлифованного хорошей школой. "Летящая голубка!" С лица ее уже исчезло глуповатое выражение; вернее, глуповатость вдруг стала одухотворенной; ее взгляд уже не был растерянным, а словно устремлялся ввысь, как того требует танец. У Джип выступили на глазах слезы. Это было чудесно - словно и вправду голубка, грудью встретив ветер, взмахнула откинутыми назад крыльями и застыла в воздухе.

Когда, окончив танец, девушка подошла и села рядом с Джип, та сжала ее горячую руку; но ласка эта относилась к ее искусству, а не к этому маленькому разгоряченному созданию с полуоткрытым ртом, готовым проглотить леденец.

- О, вам понравилось? Я так рада. Теперь я пойду и надену красный костюм, хорошо?