Читать книгу "Светлым по темной - Ксения Чайкова"

— Ну чего ты такая печальная, а? — не выдержал Тройдэн. — Не расстраивайся, Дивенка! В конце концов, пять лет — это не срок, тем более для искусницы.

Я прикинула, не рассказать ли ему о своих домыслах относительно светлого Мастера, которому должна понравиться моя внешность, но потом решила, что это как раз тот случай, когда меньше знаешь — крепче спишь. В конце концов, кто он мне, чтобы грузить его моими проблемами? Не брат, не сват, не жених… Просто друг. Которого вскоре, похоже, придется потерять. И дело тут даже не в расстоянии и не в продолжительности разлуки — при желании и то и другое можно преодолеть, — а в той стене отчужденности, которая непременно вырастет между нами из-за несоответствия занимаемых должностей, образа жизни и общественного положения.

— Я не печальная, я злая. Не хочу ехать с делегацией, ведь тут даже слепому видно, что эти светлые — дикие и социально опасные!

— Отчего ты так решила? — удивился Тройдэн.

— А посмотри сам! — взвилась я и принялась перечислять членов светлой делегации, с удовольствием награждая каждого но возможности злобными и негативными характера стихами: — Искусник-стихийник, смотревший на меня, как голодный вурдалак на тухлое мясо — в смысле и есть хочется, и дотронуться противно! Рыжеволосый ученичок с поганой ухмылкой и ехидными глазами помойного кота! Стервозная девица, кривящаяся так, будто ей на золотом блюде потрошеную жабу подали! И нечто неопределенного пола и возраста, принадлежащее к светлой эльфийской расе! Ну чем может быть подобная компания, как не сборищем тайных убийц?

— А почему тайных-то?

— Так это ж светлые! Им в открытую убивать не положено. А втихомолку — пожалуйста. Прирежут меня и закопают где-нибудь под кустом, а потом дальше поедут — белые и пушистые.

— Не кричи и не маши руками, а то все комары и пролетающие мимо вампиры наши будут. На вот лучше! — Тройдэн вытащил откуда-то из-за спины и протянул мне солидных размеров бутыль в веревочной оплетке.

— Ты волшебник, — признала я, пытаясь подковырнуть пробку и одновременно не обломать ногти.

— Ага, — согласился он, небрежным пассом сбивая печать и выталкивая деревянный цилиндр. Я вдруг впервые обратила внимание, какие красивые у моего приятеля руки — тонкозапястные, изящные, с длинными чуткими пальцами и ухоженной кожей. — Прихватил бутылку из зала, а теперь крэкс, пэкс, фэкс — явил ее миру.

— А пирогов ты не прихватил? Или еще чего-нибудь съедобного?

— Ну уж извини, некуда еду было складировать — в парадном камзоле стоимостью полтора десятка золотых карманов не предусмотрено! — хмыкнул Трой.

— Да ладно, и так сойдет, — милостиво кивнула я. Вино казалось терпким, сладким, немалой выдержки. И впрямь сойдет…

И мы пили и пели, и ругались вслух, проклиная обе Школы и всех искусников чохом, и перебрасывались какими-то заклинаниями, и даже, кажется, целовались. Хотя насчет последнего утверждать не буду, потому как не уверена. А вот что плакала я, горько и навзрыд, размазывая по лицу косметику и промокая слезы вуалью, в результате едва не выколов себе глаз заколкой, это точно, В конце концов наш спонтанный праздник на свежем воздухе разогнал кто-то из искусников, обеспокоенных разрозненными выкриками, строчками песен и проклятиями, несущимися с маковки заброшенной башни, а также стоящим над ней заревом от активированных и развеянных заклинаний. Сколько конкретно человек взялось пресечь наше с Тройдэном веселье, утверждать не берусь. Вино, несмотря па кажущуюся безобидность, оказалось очень крепким, да и бутыль была внушительная, так что упились мы неслабо. Помнится, мой приятель кричал: «Изыдите, все пятеро», мне же почему-то виделись только четыре возмущенные фигуры, старательно отмахивающиеся от свищущих в воздухе заклинаний и пытающиеся накинуть па пашу буянистую парочку полог из энергии Спокойствия, дабы усмирить хмельных дебоширов и с позором увлечь их вниз, заставив отсыпаться и трезветь. Впрочем, вполне возможно, что Трой пытался изгнать не только явившихся по наши души искусников, но и меня саму…

Описывать свои утренние ощущения у меня нет никакого желания. Но вскочила я ровно в половине седьмого, и ни секундой позже. Об этом позаботился кто-то внимательный и знающий, не поленившийся приволочь меня в мою же комнату и заговорить небольшую фигурку купчихи так, что в шесть тридцать она начала истошно орать, подкрепляя свои вопли громким топотом по столу и хлопками в глиняные ладони. Я подскочила вертикально вверх из положения «лежа на животе», как отдыхающий легионер, услыхавший зов трубы. Тут же, однако, раскаялась в столь необдуманных действиях, но было уже поздно. Держась за разламывающуюся на части голову, я кое-как сползла с кровати, похлебала настоек из двух-трех пузырьков и более-менее пришла в себя, во всяком случае, мысли «вот сейчас возьму и помру на месте» сменились на «вот убью устроивших мне такую жуткую побудку и помру сразу же».

Феникс на правом плече жил своей жизнью: взмахивал крыльями, поворачивал голову, разевал клюв, сгорал в пляшущих польку языках пламени и возрождался вновь, такой же яркий и многоцветный, какой был. На него вчерашнее празднество не произвело никакого впечатления. А вот платью оно не понравилось — роскошный шелковый наряд оказался измят и запылен так, будто я на животе обползла все коридоры и галереи Темной Школы, с любопытством изучая залежи грязи и сора в каждом углу. Кроме того, создатели сего портновского шедевра не рассчитывали на то, что в их изделии будут спать. А еще (судя но обрывочным, но очень ярким и колоритным воспоминаниям) лазить по полуразрушенным башням, пить, петь и воевать с искусниками-преподавателями, явившимися нарушить эту идиллию.

Наскоро переодевшись в более подходящий для дальней дороги костюм, я подхватила заранее собранные сумки, предварительно затолкав в одну из них платье — ну в самом деле, не оставлять же его здесь! — и, бросив прощальный взгляд на комнату, в которой прожила десять лет, побежала на конюшни. Заклинании с двери я снимать мстительно не стала. Искусники, конечно, с ними справятся, но им придется попотеть и поругаться. Да потом еще, может быть, кровать кому-нибудь на голову обвалится, заклинания-то я давно уже не обновляла. Хоть какая-то гадость преподавателям, так подпоганившим мне жизнь…

Светленьких еще не было, но четверка тонконогих длинногривых лошадок пепельно-серой масти уже нетерпеливо переминалась на заднем дворе под присмотром рослого детины с козлиной бородкой и длинными волосами, по-девичьи заплетенными в две косы — школьного конюха. По-моему, он сам когда-то здесь учился, но недотянул и до пятого курса — вылетел за отсутствие мало-мальски приличных способностей к изучению магических искусств и какие-то нехорошие проделки. Единственным, весьма странным, даром конюха было редкостное умение лечить любую живность, успешно избегая всяких неприятных последствий вроде укусов или царапин. Поэтому этого детинушку и оставили на конюшнях, доверив ему заботу о ездовых животных школяров и искусников-преподавателей.

Я кивнула ему и нырнула в прохладный полумрак конюшен, пытаясь вспомнить, куда сунула седло-зарту. Уздечек для валерисэн не требуется, они прекрасно понимают мысленные и вербальные команды, а также тычки каблуками в бока. А вот седло для катаний на этих рептилиях просто необходимо, причем особенное, похожее на кресло — чешуя у валерисэн скользкая, а спина очень гибкая, и мне, не желающей во время верховой прогулки па Ненависти каждые пять минут брякаться на землю, пришлось выложить кругленькую сумму за специальное приспособление, так называемую зарту, служащую и седлом и походной кроватью.