Читать книгу "Можно я побуду счастливой? - Мария Метлицкая"

Тогда это было обычное место. Мы плескались в Москве-реке, днем купили какой-то еды в магазине, пару бутылок сухого вина и продолжили праздновать окончание школьного рабства.

Потом мальчишки играли в футбол, и вместе с ними мяч гоняли младший Михалков и Адабашьян, тогда еще никому не известные.

И вот мы стали студентами. Гордились этим ужасно. В первый раз в анатомичку я зашла без особого трепета. Даже конфету не выплюнула – бравировала своей невозмутимостью. Латынь, на удивление, давалась очень просто – как все гениальное. Вот бы все языки были такими.

Событие тех лет – пластинка Давида Тухманова «По волнам моей памяти». Слушали мы ее, кажется, раз сто на дню. Все песни знали, разумеется, наизусть.

Еще одно событие – фильм Эльдара Рязанова «Ирония судьбы». Песни на стихи Евтушенко, Ахмадулиной, Цветаевой нас потрясли – выучили их наизусть, с удовольствием пели. Помню, как листы со стихами висели у меня над столом. Были близки каждое слово, каждая фраза и музыка.

Открытие – польская певица Эва Демарчик. Она пела на русском, с приятным польским, чуть шипящим акцентом. Конечно, о несчастной любви. Трогательно и проникновенно, без пафоса – как у нас было принято. Просто про жизнь. Голос ее завораживал.

Балдели от «Романса о влюбленных» – нам так все было близко, так все понятно. И песни понятны, и страсти. И музыка Градского. Но это, кажется, все же чуть раньше.

Еще один способ развлечения или увлечения московских студентов – полузакрытые концерты. Групп музыкальных тогда развелось великое множество – конечно же, большинство были бабочками-однодневками. Играли они в маленьких залах при учебных институтах.

Музыка была непонятной, скорее тяжелой, но точно – не попсовой.

В зальчике было душно, накурено, полутемно. Все толклись на пятачке перед сценой. Кто-то танцевал, кто-то просто балдел. Помню название одной из групп – «Сломанный воздух».

Выходим на улицу освежиться – голова как пивной котел от какофонии, табачного дыма, громких звуков. Но – дыхнули и снова туда.

В волосатых ребят-музыкантов были все влюблены. Нам, девчонкам, они казались инопланетянами.

Помню и концерт Александра Градского, где со сцены он просил публику не требовать песни «Как молоды мы были». А почему? Прекрасная песня! Особенно остро понимаешь это сейчас.

Музыканты «Машины времени» тоже были кумирами нашего поколения.

Конечно же, мы игнорировали советскую эстраду – слушать ее нам, молодежи, было как-то неприлично.

Только с годами, с прожитым опытом, мы оценили и поняли всю сердечность и прелесть песен Майи Кристалинской, Гелены Великановой, Тамары Миансаровой и многих других.

Иногда мы собирались и на «флэтах» в свободных квартирах. Случалось это нечасто. Своих квартир ни у кого из нас не было. Зимой варили глинтвейн, и запах корицы, гвоздики и яблок вырывался на лестничную площадку. Играл магнитофон, мы валялись на диванах, сидели на ковре и бесконечно говорили, спорили. Считали себя самыми умными – какие авторитеты, о чем вы? Помилуйте!

К родителям относились с легким пренебрежением, считая их немного мещанами и обывателями. Мы больше не хотели ездить с ними на их унылые дачи, в летние отпуска, воевали за свою независимость, потому что казались себе самыми умными и самыми опытными – кто они против нас? Малые дети!

И – постоянные романы, тут уж не до учебы. Зубрим только в сессию.

Но вот однажды – дело было зимой – помню, что было очень снежно, мела бесконечная метель и прилично подвывала пурга, в нашу дверь позвонили. Дома меня не было, открыла бабушка. На пороге стоял молодой человек в черном костюме, белой рубашке и при галстуке. На голове – огромная мохнатая лисья шапка, в руках – большой букет белых роз. И это среди зимы и всеобщего дефицита. Напомню – из цветов мы знали тогда только революционную красную гвоздику, и то достать ее было несказанной удачей.

Молодой человек представился моим знакомым, но в квартиру не прошел. Наверное, стесняется, решила бабушка и расстроилась.

Вечером, когда я вернулась – наверняка с очередного свидания, – то застала в подъезде такую картину: моя первая и, увы, давно забытая «сахалинская» любовь сидит на ступеньках. На лице – ожидание и печаль. Рядом с ним – букет немного увядших, но все еще роскошных белых роз.

– Ты? – воскликнула я. – Ничего себе! Ну ты даешь! Сюрпризик, однако!

Я была слегка растеряна, а еще больше – удивлена, ошарашена и рассержена. Ничего себе штучки! Явиться вот так, без звонка и предупреждения, как снег на голову! Мало его за окном, этого снега!

И что делать мне? Прыгать от радости?

– Да, сюрприз! – сбивчиво объяснил он. – А что тут такого? Все женщины любят сюрпризы!

Я еще больше разозлилась – что мне делать-то с ним? На дворе февраль, вот-вот начнутся каникулы, планов у меня громадье, и он в них никак не вписывается.

Дальше – больше. Оказывается, мой незадачливый ухажер приехал жениться! Да, да, именно так! Ни больше ни меньше!

– Что-что? – переспрашиваю я. – Ты так решил?

Он спокойно кивнул, протянул мне букет и приветливо, ласково так, по-свойски, как, наверное, и должен жених, посмотрел на меня, на «невесту».

– Значит, так! – проговорила я железным и противным голосом. – Я бы посмеялась, да что-то не хочется! Выйти за тебя замуж? Спасибо за честь! Только где ты и где я? Ты не подумал? Я учусь и живу здесь, в Москве. Здесь моя семья, родители и сестра. Ты тоже студент, живешь, правда, во Владивостоке. В общежитии, да? Я не ошиблась?

Женишок радостно кивнул.

– Это же не навсегда, – утешил он меня.

– Что – «это»? – уточнила я тем же мерзким голосом.

– Общежитие. Училище я закончу через два года, ты, пожалуйста, доучивайся в Москве, будешь приезжать ко мне во Владик, а потом мне дадут комнату, и я уйду в рейс. Зарабатывать буду прилично, плюс загранка, техника, шмотки. Любая девчонка мечтает выйти за капдала! Уходим мы на полгода, живи – не хочу! Только жди меня, вот и все! – сурово добавил он. – И будь верной.

Объяснил. Ну не жених, а чистое золото. И комнату дадут, потом и квартиру. И валюта будет, и шмотки. И не упашешься на муженька, быт не заест – каникулы на полгода, пока муж в походе. Да!

– А что такое капдал? – ехидно уточняю я.

Гордо объясняет:

– Капитан дальнего плавания торгового судна.

Нет, правда! Перспектива заманчива. Но… Как-то… не для меня! Я не хочу во Владик, не хочу в общежитие, не хочу провожать корабль на берегу, не хочу ходить в женсовет, не хочу ждать мужа из плаванья.

Я ничего не хочу! И еще мы давно разлюбили друг друга! Разве не так?

Меня его бурная речь по поводу первой любви, которая не ржавеет, разумеется, не впечатлила. Рассказы о красивой и сытой жизни – тоже. Но все-таки я предложила подняться ко мне и выпить чаю. Он отказался, положил на ступеньки несчастный букет и попрощался – обиделся, конечно.