Читать книгу "Эффект бабочки - Александр Архангельский"

Что дальше? Дальше резкая радикализация со всех сторон. Ученым, всему образованному сословию будет послан внятный сигнал – терять вам больше нечего, «от судеб защиты нет», ни на какие разумные процессы не надейтесь, все подчинено неостановимому желанию владеть живыми душами. А что делает сообщество, которому нечего терять? Встает стеной. Даже если нет ни малейших шансов на победу – все равно встает. А государство, осознанно провалив ситуацию еще на один уровень и временно закрепившись на нем, через шаг опустится еще ниже. Сегодня по факту уничтожаются институции, которые связаны с неугодными людьми, хотя институции закону соответствуют; завтра будут уничтожаться сами люди. Сегодня принимается закон о нежелательных организациях; что помешает по прошествии какого-то времени принять закон о нежелательных гражданах? Сегодня можно безо всякого закона эти самые организации крушить, что может остановить подспудное желание без ссылок на закон уничтожать людей?

Я пишу это – и сам не верю в реальность такой перспективы. Как не верил, впрочем, в то, что разгром «Династии» возможен. Что «нежелательные организации» могут стать реальностью. Что советский бред единого учебника вернется в виде мутного проекта Яровой. Что музей советской зоны «36» превратится в музейную зону УФСИНа. Оказалось, зря не верил.

PS Как известно, фонд прекратил свою деятельность 31 октября 2015 года.

5. Новые варвары, вечные ценности[32]

Как выглядело происходившее в Европе в конце лета – начале осени 2015 года, если судить по российским газетам, радиостанциям, телеканалам, они же – российский фейсбук и другие соцсети? С Востока на Европу движется новый Атилла. Этот Атилла скорее хороший, потому что разорит Европу. С другой стороны, он плохой, его изображают диким и опасным. При этом репортажи о нашествии иноплеменных в основном снимаются в Восточной Европе, прежде всего в Венгрии, реже в Сербии, совсем редко в Вене и почти никогда в Париже, Берлине и Хельсинки. Возникает ощущение коллапса, который не имеет точки выхода; мы сосредоточены на завязке сюжета, но не получаем кульминации, тем более не видим развязки.

Сквозная мысль пронизывает все публикации и большинство сетевых дискуссий: Европе христианских ценностей конец. Сначала она будет корчиться в социальных судорогах неисполнимого бюджета, а потом в агонии исламизации. Многие были бы рады такому финалу, ибо – «Европа, ты одурела!». Одно огорчает – Америка, которая все это заварила, стоит в сторонке и в ус не дует. Надежда на то, европейцы ее проклянут. Пускай и на последнем издыхании. А мы насладимся проклятием.

Но если включить «Евроньюс» (не говорю уж просто посмотреть TF 1 или ZDF или BBC), то сложится другой, гораздо более серьезный, драматичный – и при этом не катастрофический – образ. Очень много проблем. Очень. Масштаб сирийско-ливийско-тунисско-марокканского исхода поражает. Особо тяжело приходится буферным странам, через которые поток мигрантов устремляется в старые столицы и там уже распределяется по капиллярам. Среди тех, кто стремился в Германию, Австрию, Францию, Данию, Швецию – страны с высочайшей степенью социальной защиты – есть реальные жертвы геополитики, есть желающие пристроиться в общую очередь, есть потенциальные бандиты, есть просто жулики. Поначалу европейцы возмущались. Но после новостей о брошенной машине с трупами мигрантов и о тельце маленького мальчика, выброшенном волнами на берег, настроения стали меняться. Австрийцы приезжают на своих машинах, подхватывают тех, кого не пропускает Венгрия, довозят до границы, дают им перейти ее пешком, чтобы не нарушать закона, сажают снова и везут дальше. Немцы увеличивают квоты для приема беженцев. Папа Римский призывает каждый приход принять одну «гуманитарную семью»; финский премьер предлагает свой дом для несчастных. А тех, кто спрятался за спинами страдальцев и хочет просто получить хорошее пособие, стараются отфильтровать и выслать.

Разумеется, вышлют не всех. Конечно, в этих разнородных толпах слишком много будущих бездельников и дармоедов. И тех, кто вольется в ряды исламистов – немало. Угроз и рисков не скрывают; в последствиях – может быть, не в полной мере – отдают себе отчет. Ролик с обнаглевшими переселенцами, которые выбрасывают бутылки с водой, разносимую полицией, на рельсы и воротят нос от предлагаемой еды, поскольку протестуют против задержки, – смотрят миллионы. О том, что это бизнес на несчастье, позволяющий нажиться опытным контрабандистам, знают. Помнят о несправедливости: средства будут доставаться беженцам, а не «новым европейцам», которых приняли в Евросоюз и социально бросили на произвол судьбы. Однако все это второе. А первое – здесь и сейчас наступила беда. Пикейные жилеты и мудрецы геополитики пускай обспорятся о том, кто больше виноват, Америка, Брюссель или главы национальных правительств. А нормальный европеец должен сначала помочь. Без русской душевности. Без американской широкой улыбки. Ворча. Но помочь.

Почему? А потому, что европейски е ценности – есть. И при всей утрате религиозности, тем более конфессиональности, современный европеец продолжает мыслить библейскими категориями. Содействие. Солидарность. Преломление хлеба. Помощь ближнему. Подаяние. Ответственность. И снова солидарность. А самое главное, человеческая жизнь. Если на одной чаше правильное мироустройство, правила и процедуры, личное благосостояние, даже будущее страны, а на другой – машины с трупами и тельце мальчика, понятно, что перетянет. Если угодно, это и есть залог европейства. Здесь проходит линия разделения между «старыми» странами, которые не выпадали из общеевропейской жизни, и «новыми», которые вторую половину 20 века провели под коммунистической ордой и которым приходится заново осознавать себя. Стены предлагают строить там, где европейские инстинкты ослабели. И где собственное соучастие в делах нацизма не так охотно вспоминают, как (несомненный, кто спорит) советский диктат. А там, где слишком ясно помнят, чем для Германии окончилась борьба с «нашествием» евреев, которые захватывали национальную территорию, грозили патриотическому бизнесу, мешали правильной политике и плохо относились к христианской вере, – там стен не строят. Там скрепя сердце действуют и помогают.

И неслучайно, что мы видим Венгрию, а не Германию. Потому что если запускать видеозонд в Берлин, то реальность предстанет в своей отвратительной сложности. Сразу и против, и за. И дискуссия, и реальный страх, и солидарное действие, и риски, и неизбежность, и готовность принимать «атилл», и неготовность. То есть все, что не вмещается в границы пропаганды, в подтверждение того, что «закат Европы» наконец уже случился. Мы так долго ждали, ждали, и вот наконец… И невозможно будет получить простой ответ, все хорошо, или все отвратительно. Нету такого ответа; все и очень плохо, и не страшно, и опасно – в одно и то же время. И есть еще одна причина, по которой мы стараемся не видеть точек выхода, а сосредоточены на точках входа беженцев. Это укрепляет нас в опасном убеждении, что весь мир живет как мы. То есть ни во что, кроме денег, не верит и ничем, кроме трезвого расчета не руководствуется. (Хотя на самом деле и мы живем давно уже не так, как думаем; наши представления о жизни и практические действия расходятся, и представления куда ужасней).