Читать книгу "Железный век - Джозеф Максвелл Кутзее"

– Что вы там нашли? – спросила я.

Он показал мне толстый том, который держал в руках.

– Это увлекательная книга, – сказала я. – Женщина, которая ее написала, путешествовала по Сирии и Палестине, переодевшись мужчиной. Это было в прошлом веке. Типичная отчаянная англичанка. Но иллюстрации не ее. Их делал профессиональный художник.

Мы стали вместе листать книгу. Используя законы перспективы, иллюстратор сумел придать стоянкам под луной, песчаным холмам, священным руинам какую-то напряженную таинственность. Никто не сделал ничего подобного с Южной Африкой – не превратил ее в таинственную землю. И теперь уже поздно. В воображении она навсегда останется страной направленного, мощного света, где нет теней, нет глубины.

– Берите и читайте какие хотите книги, – сказала я. – Наверху их еще больше. Вы любите читать?

Веркюэль отложил книгу.

– Я иду спать, – сказал он. Я опять почувствовала легкое замешательство. Почему? Потому, что, говоря по правде, от него плохо пахнет. Потому, что я предпочитаю не думать о том, как он выглядит в нижнем белье. Самое страшное – ноги: с ороговелыми потемневшими ногтями.

– Можно задать вам один вопрос? – сказала я. – Где вы жили прежде? До того, как стали бродяжничать?

– Я ходил в море, – ответил Веркюэль. – Я же вам говорил.

– Но в море нельзя жить. Люди не рождаются в море. Ведь вы не провели там всю свою жизнь.

– Я работал на траулерах.

– А потом?

Он покачал головой.

– Я просто спросила, – сказала я. – Хочется хоть немного знать того, кто живет с тобой рядом. Это естественное желание.

Он криво улыбнулся, обнажив ряд длинных желтых зубов – свою собачью сущность. Ты что-то скрываешь, подумала я, только что? Несчастную любовь? Судимость? И я тоже улыбнулась. Так мы стояли с ним, улыбаясь – каждый своим собственным мыслям.

– Если хотите, – сказала я, – можете опять спать на диване. Он как будто замешкался.

– Собака привыкла спать вместе со мной.

– Прошлой ночью ее с вами не было.

– Если я не приду, она не даст никому покоя.

Я не заметила, чтобы прошлой ночью от собаки было какое-то беспокойство. Пока она сыта, ей все равно, где он спит. Подозреваю, что он использует ее как предлог; женатые мужчины обычно ссылаются на то, что жена будет беспокоиться. С другой стороны, быть может, я доверилась ему как раз из-за собаки. Собаки вынюхивают, что добро и что зло; охраняют черту между ними; это стражи.

Меня этот пес так и не принял. Слишком сильно от меня пахнет кошками. Женщина-кошка: Цирцея. А он, обойдя на траулерах все моря, бросил здесь якорь.

– Как хотите, – сказала я и пошла закрыть за ним дверь. Бутылку шерри он прихватил с собой, но я сделала вид, что не заметила. Все-таки жаль, подумала я (последняя мысль, перед тем как отключиться под действием пилюль), мы могли бы прекрасно жить в этом доме вместе—я наверху, он внизу—все то время, какое мне еще осталось. Чтобы ночью кто-то был поблизости. Ведь это все, что нам в конечном счете нужно: чтобы рядом кто-то был, чтоб было кого окликнуть в темноте. Мать – или того, кому случится ее заменить.

Верная своему слову, я побывала на Кэледон-сквер и попыталась выдвинуть обвинение против тех двух полицейских. Но оказалось, что право выдвигать обвинение имеет только «непосредственно потерпевшая сторона».

– Сообщите нам все, что вы знаете о пострадавших, чтобы мы начали расследование, – сказал мне регистратор. – Кто эти два мальчика?

– Я не могу назвать имена без их разрешения.

Он положил ручку. Молодой человек, подтянутый, весьма корректный, – полицейский нового поколения. Из тех, кто отшлифовывает свою подготовку на дежурствах в Кейптауне – учится не терять самообладания, оказавшись лицом к лицу с отстаивающим свои права либералом-гуманистом.

– Не знаю, дорожите ли вы честью мундира, который носите, но ваши коллеги на улице его позорят. Кроме того, они позорят меня. И мне стыдно. Не за них, за себя. Вы не даете мне выдвинуть обвинение, потому что я якобы не являюсь пострадавшим лицом. Но я пострадала, непосредственно пострадала от их действий. Вы хоть понимаете, о чем я говорю? Он не отвечал – просто стоял выпрямившись и настороженно ждал, что последует дальше. Тот, кто сидел позади него, склонился над своими бумагами, делая вид, что не слушает. Но боялись они напрасно. Больше сказать мне было нечего; во всяком случае я не нашлась что сказать.

Веркюэль ждал меня в машине на Бёйтенкант-стрит.

– Я вела себя как идиотка, – сказала я, внезапно почувствовав, что сейчас расплачусь. – «Мне стыдно за вас», – заявила я им. Они, должно быть, всё еще смеются. Но какие другие чувства могу я испытывать? Или надо смириться с тем, что так и будешь отныне жить: в состоянии стыда? Возможно, стыд—это просто то самое, что я постоянно испытываю. Это образ жизни тех, кто предпочел бы умереть.

Стыд. Унижение. Прижизненная смерть. Какое-то время мы молчали.

– Не дадите мне взаймы десять рэндов? – сказал Веркюэль. – В четверг я получаю свою пенсию по инвалидности. Тогда я вам отдам.

3

Прошлой ночью, уже под утро, раздался телефонный звонок. Женский голос, одышливый, какой бывает у тучных людей:

– Мне нужна Флоренс.

– Она спит. Все спят.

– Знаю, разбудите ее. На улице был дождь, впрочем, не очень сильный. Я постучала в комнату Флоренс. В тот же момент дверь распахнулась, словно она уже стояла там, ожидая, когда ее позовут. В глубине комнаты ребенок застонал во сне.

– Вас к телефону, – сказала я.

Через пять минут она поднялась ко мне. Без очков, с непокрытой головой, в длинной белой ночной сорочке она выглядела гораздо моложе.

– У меня неприятности, – сказала она.

– Что-то с Беки?

– Да, мне придется уехать.

– Где он?

– Я поеду сначала в Гугулету, а потом, наверно, в Зону Си.

– А где она, эта зона? Она удивленно на меня посмотрела.

– Я хочу сказать, если вы знаете дорогу, я отвезу вас на машине.

– Да, – сказала она, словно все еще сомневаясь. – Но я не могу оставить детей одних.

– Тогда надо взять их с собой.

– Да, – повторила она.

Я никогда еще не видела ее в такой нерешительности.

– И мистера Веркюэля, – сказала я. – Он поможет мне с машиной.

Она покачала головой.

– Да, – сказала я твердо. – Он мне необходим.

Пес лежал рядом с Веркюэлем. Увидев меня, он несколько раз стукнул хвостом об пол, но не поднялся.