Читать книгу "Никогда в жизни! - Катажина Грохоля"

– Как приятно услышать польский. – Делает вид, что не смотрит на грудь Юстины, а грудь у нее что надо!

О, нам тоже.

Может, мы составим ему компанию и вместе съездим на экскурсию?

Да какая из нас компания.

Ну, в таком случае можно ли он нам позвонить, живет он в том же отеле.

Разумеется, почему бы и нет.

Благочестивый муж, узнав, что мы из номера 07, тут же удалился на полагающийся ему прием пищи. Мы пошли купаться в море. Единственные, потому что зима. Потом легли позагорать. Жара стояла адская.

– Хэллоу, я из Австралии. – К нам приблизился молоденький абориген. – Я только похож на местного. У меня мать – киприотка. Отец из Австралии. Я мог бы угостить вас вином, вас это никак не обяжет. Так просто, чтобы познакомиться. – Он улыбается. Мы тоже. Нас не проведешь. Принял нас за богатеньких туристок.

* * *

Экскурсия в горы Троодос. Соотечественники нас сторонились. Женщина спереди уверяла нас, что ей чужды какие-либо предрассудки. В награду получила мандарин. После чего сообщила, что она снисходительна к людям. Мы догадались, что именно эта дама – автор комментариев на тему острова Лесбос, но было уже пора выходить из автобуса. В горах нас догнал мужчина. Может быть, тоже принял нас за западных туристок? Похоже, нет. Сказал, что приехал на Кипр один, путешествует, чтобы отдохнуть, не любит сезонов, зовут его Иероним. Оказывается, Ирек решил держаться с нами, с преследуемым меньшинством. Он на стороне тех, кто любит иначе. Афродита гогочет от радости. Мы решили быть предельно нежными друг с другом. Я и Юстина, ясное дело.

Уже втроем мы провели вечер в таверне. У входа к нам подскочил хозяин и позвонил в колокольчик. Мы тоже подскочили. Нас опутала пелена колдовства и пива. Хозяин таверны спросил номер моей комнаты. Иероним заявил:

– Не приставай к этой женщине, она со мной.

Я растаяла. Как давно никто за меня не заступался! Вот настоящий мужчина, не выходящий, разумеется, за рамки статистических норм.

У бильярдного стола проходил вечерний конгресс британских медиков. Они подсели к нам. Пригласили на пиво. Мы пошли. Нам было уже трудновато изображать одиноких женщин, потому что с нами был Иероним. Врачей – несколько человек: из Манчестера, Уэльса, Ирландии, Англии.

Англичанин сказал Юстине:

– Не пей с ирландцем, он гей. Со мной можно. Я не гей.

Валлиец жаловался на жену, которая его не любит. Вокруг шотландца, клянусь Богом, стлался туман, словно сошедший с гор. Мы играли в бильярд, пили пиво и курили. Мы уже прошли такой курс кислородной терапии, что могли себе это позволить.

После очередной порции пива Юстина спросила англичанина, что он сделал с Кипром. Тот глянул на нее изумленно, а Юстина весело продолжала:

– Баз вам захотелось на Ближнем Востоке, руками турков?

Англичанин начал оправдываться. Я, желая разрядить ситуацию, спрашиваю ирландца, состоит ли он в ИРА.[9]Парни заказали еще по порции пива и продолжали оправдываться, повторяя: «Не могу забыть того, что я британец». А Кипр? А ИРА? А Индия? А почему здесь ездят не по той стороне? Именно по той. Как и положено, по левой. Мы условились встретиться завтра, чтобы растолковать им до конца бестактность поведения Соединенного Королевства. Простились нежно, полные желания укреплять британско-польскую дружбу. Англичанин упрашивал Юстину пренепременно быть здесь завтра в то же самое время. Меня он ни о чем не просил.

Иероним как-то не вписывался в статистические нормы. Он был обходителен, проводил нас в номер, спросил, может ли он иногда составить нам компанию, сообщил, что играет в теннис.

Ну что ж, до завтра.

* * *

Вечером я позвонила домой. Тося попросила не контролировать ее, сказала, что все в порядке. В школу и ее, и Агату возил Кшись, муж Ули. Ловко девочки устроились. Стоило один раз прогулять – и появился личный извозчик.

* * *

Юстина сглупила и не пошла на свидание. Ей, мол, дела нет до этого пьяного типа, тем более какого-то англичанишки.

Муфлон. Я их обожаю. Муфлоны – это животные, обитающие только на Кипре. Наполовину коза, наполовину баран. Или что-то в этом роде. Во всяком случае, они принадлежат к видам эндемическим. Это значит, к редким, они водятся только здесь. У них очень нежные брачные обряды. Каждый год муфлоны собираются вместе, находят огромный золотолистный дуб (разновидность тоже эндемическая) и устраивают демократические выборы вожака стада. Хороший пример для наших президентов.

Самки занимают места на трибунах (вокруг дуба). Не вмешиваются. Самцы разбегаются и со всей силы ударяют лбами в дерево. Потерявший сознание выходит из борьбы. Выдержавший испытание приглашает самок на желудевое пиршество и становится мужем каждой из них и отцом будущих муфлонят. Остальным приходится дожидаться следующего года, чтобы набраться сил или ума и в будущем не колотиться головой необдуманно. Муфлоны для нас – неиссякаемый источник радости.

Что-то из этого обычая переняли и жители острова. Представители мужского пола. Киприотов не отпугивали ни первый, ни второй отказы. Они продолжали наступать и делали это с удовольствием. Возможно, поэтому киприоты в отличие о наших среднестатистических самцов веселы, обходительны, милы, симпатичны и им безразличен возраст самки? Киприоты нам весьма пришлись по вкусу.

Зенон из Китиона – стоик, основоположник стоицизма – покончил с собой на Кипре. Он пытался подчинить жизнь разуму и подавить в себе страсти. Но не устоял перед Афродитой.

Мы решили, что не будем следовать голосу разума и сдерживать страсти. Но к сожалению, Юстину не удалось убедить, что необходимо сделать первый шаг: пойти и проверить, явился ли англосакс в кафе.

* * *

Ирек – мировой парень. Необыкновенно мил. Будто бы совсем и не мужчина. Сказать, что он мне понравился, было бы чересчур. Мы играли в теннис. Вечерами, сидя в таверне на берегу моря, с удовольствием уплетали блюда местной кухни. Возле бара греки расставили инструменты, начал петь настоящий Зорро. У меня мурашки поползли по спине. Вот голосище!

Иероним наклонился ко мне:

– Непонятно, о чем поет, но мне кажется, о том, как он любит. Да, именно это я чувствую…

Слова Ирека меня пробирали до костей. Будет ли кто-нибудь меня еще любить? Мне в жизни не повстречался мужчина, который что-либо чувствовал. Как правило, они чувствуют, что думают, и думают, что чувствуют.

Ну, теперь Голубой попляшет у меня! Я стала черная как негр. Кожа разгладилась от морской воды. Я танцевала с Иреком, он обнял меня – о Боже, как давно никто меня не обнимал! И сказал, что уже давно не встречал такой восхитительной женщины. Как я.

* * *

Мы с Юстиной до поздней ночи сидели у моря. Господи, как красиво! Над нами были звезды, потрясающе чистые! И здесь на небе тоже сиял Орион. Я распознаю его безошибочно, Уля показывала мне его у нас в деревне, когда мы как-то возвращались от Веси, немного подвыпив. Был снег и мороз, мы стояли у забора и мерзли, случилось это в два часа ночи. Тыча пальцем в небо, Уля допытывалась: «Видишь Орион?» Я задирала голову – звезды видны, а Орион – ни-ни. После получасового пристального изучения небосвода мы просто-напросто окоченели, поэтому Уля потихоньку прокралась в дом за остатками водки, чтобы согреться, пока я не увижу этот Орион.