Читать книгу "Ружья еретиков - Анна Фенх"

— И ты жил с ней три года? Вот это выдержка!

Старшина ловко собрал затворный механизм и строго глянул на Еретика:

— Среди моих предков были горцы, не забывай. Для таких людей, как мы, нет ничего невозможного! К тому же неподалеку от нашего дома был хороший ресторан, а у меня, массаракш, тогда еще были деньги, чтобы каждый день там ужинать. Неплохие были времена до войны, сытные.

Старшина не зря хвалился своей проницательностью, Еретику стало даже неприятно, что все его мысли как на ладони, — он и впрямь уже несколько дней размышлял, чем бы порадовать прекрасную госпожу капитана. С Сой непреодолимо хотелось быть галантным, хотелось быть изобретательным, хотелось быть остроумным. Хотелось быть ее достойным. Хотелось ее впечатлить, поразить и порадовать разом, хотелось побыть героем — спасти от диких зверей или хонтийцев, от наводнения или пожара, а неплохо бы от всего сразу, для полного и ошеломляющего эффекта.

Хотелось, как минимум, добыть для нее цветов в подземной базе, чтобы «паучихи» в А-секторе ахнули и скукожились от зависти. Женщины любят ставить на место других женщин. Выражаясь откровеннее, женщины любят, когда другие женщины им завидуют. Впрочем, если быть действительно откровенным, это не только женщин касается. Сам Еретик тоже вовсе не откажется посмотреть, как, когда он прогуляется под руку с очаровательной госпожой капитаном, скукожатся от зависти милые, в общем-то, люди, местные халатики, виновные лишь в том, что они тоже мужчины.

Унару, должно быть, действительно из лучших побуждений завел этот разговор, но запустить в лейтенанта Китта когти и зубы не так-то просто.

— Слушай-ка, старшина, — Еретик закрутил банку с маслом и поставил ее на полку, — ты все здесь знаешь, да и, как все горцы, способен достать что угодно где угодно… Верно?

— Вне всяческих сомнений, — подтвердил Унару. — Это не главное, но значительное преимущество горцев перед всеми иными породами людей.

— Тогда подскажи, старшина, где бы достать на этой базе цветов?

Старшина поставил автомат на место и внимательно посмотрел на Еретика.

— Ты идиот? — доброжелательно спросил он. — Ты меня слышал вообще? Она тебя сожрет, лейтенант, и костей не оставит.

— С чего ты решил, что не наоборот? — скромно спросил Китт, и старшина задумался.

— Ладно, я тебя предупреждал. Потом не приходи орошать соплями, я беспощаден к слабакам, как все горцы. Значит, сначала дуй в медблок за горячительным, потом на контрольно-пропускной, а там…

6. Доктор Рейхар Китт, Волк Господа

Подвал был на удивление сухим. Только один угол сочился влагой, и время от времени там можно было набрать мокриц, бросить их в крупу, разведенную водой, и съесть. Крысы не наглели, хотя их привлекал запах крови и мяса, исходивший от раненых. Только по ночам грызуны выползали из своих нор и сновали по подвалу, надеясь подобраться ближе к людям. Келе ночью потерял сознание, и ему изгрызли пальцы, когда он очнулся, то орал так, что кому-то из сектантов пришлось его ударить. Тогда он отключился и больше в сознание не пришел, только стонал и дергал конечностями. Следующей ночью крысы объели ему лицо, и Рейхар в одиночку вытащил Келе из подвала и оставил на перекрестке в нескольких кварталах от укрытия. Привлекать на запах беспомощного мяса все новых и новых крыс в подвал с еще живыми людьми было неразумно.

— Глупая была затея, — проговорил Рейхар, укладывая правильно кости руки Пегра и перематывая их тряпкой. Во время того штурма кости были выломаны так, что торчали из плоти. Пегр вопил, пока не потерял сознание от боли, — у Рейхара не было даже вина, чтобы напоить пациентов до беспамятства, поэтому шил и вправлял конечности он на живую.

— Что ты говоришь, Волк? — спросил Грум.

Виль не ошибся, когда сказал, что вслед за ним вся секта будет звать Рейхара Волком. Меткое и короткое прозвище мгновенно подхватили все еретики, словно никогда не звали господина Китта иначе.

— Идиотская затея, этот штурм, — повторил Рейхар, повысив голос. — Чудовищная глупость. Сколько крови пролили. А Руиса там не было, и не Руису они сниться будут.

В разуме Рейхара мелькнула отчетливая картина: тогда, во время штурма, он видел, как упал на серый камень двора Неелай, рассеченный от плеча до бедра. Бледный, залитый кровью и еще более хрупкий и одинокий, чем при жизни. Человек может выбирать, жить ли ему с людьми или быть одному, но не сможет выбрать, умереть ли ему с людьми, а потому смерть есть наивысшая степень одиночества. И беззащитности. Кто-то из штурмующих на бегу наступил на белую кисть Неелая, и Рейхар почти услышал, как захрустели пальцы мальчишки под подошвой бегущего. Неелай больше не заплачет от боли и обиды, не швырнет во врага камнем, не будет ловко сплевывать через выбитый зуб.

— Улиа говорила, что ты сам хотел идти вытаскивать Ромуру, — Грум лежал возле стены и прижимал окровавленную тряпку к ноге. У него было пропорото бедро, но удачно, важный кровеносный сосуд не был задет, хотя выглядела рана устрашающе. Гораздо больше доктора Китта волновала рана в груди Грума, и хотя он промыл ее и зашил как мог, ясно было, что с такой дырой в теле Грум вряд ли протянет больше дюжины дней.

— Хотел, — не стал спорить Рейхар, — но одно дело попытаться проникнуть в Трибунал тайно, с двумя-тремя людьми. Другое — идти в открытый бой с неизвестным числом хорошо вооруженных и подготовленных монахов в укрепленное здание.

— Так почему же ты не возражал? — боль в голосе Грума была не только из-за ранения.

— Хет возражал. Слушали его? — просто спросил Рейхар.

Ответить Груму было нечего, и он шумно засопел:

— Я их туда повел. Они пошли за мной.

— Нет, Грум, нет. Они пошли за Руисом, — Виль говорил мягко, словно уговаривал не мясника-Грума, этого огромного мужчину, выше самого Виля на две головы, но тяжело болеющего ребенка. — Главный здесь — Руис, мы идем за ним.

— Руиса там не было! — взревел вдруг Грум. — Там был я! Я их вел!

Он задохнулся криком, прижал руку к поврежденной груди и затих. Серое от боли лицо безобразно исказилось, Грум хрипло и прерывисто дышал.

— В следующий раз у нас получится, — сказал Виль, ободряюще улыбаясь.

Как и говорил Пророк, Руис не отпустил его на штурм. Из этого Рейхар сделал вывод, что, хоть Виль и болен душевно, мыслить логично он способен и не исключено, что какая-то часть его предсказаний — всего лишь следствие этой его способности.

Пророка не было на штурме, но Рейхар был. И он бежал вместе со всеми, кричал что-то вместе со всеми, но боялся так, как, наверное, никто другой в этой неожиданно большой группе штурмующих не боялся. Им — умирать за свою веру, ему — за чужую дикую ересь, им погибать от руки врага, ему — от рук таких же слуг Церкви, как он сам. Но страх никогда не делал Еретика слабым. Только злым.

Да, атака была жалкой, Рейхару едва ли не унизительно было участвовать в этой бессмысленной бойне. Но Виль-пророк этого не знал, и в его глазах выжившие были, должно быть, героями. А погибшие и подавно.