Читать книгу "М значит Магия - Нил Гейман"

Миссис Уитекер положила рубиновый плод на кухонный стол. Она поглядела на Философский камень, и на яйцо Феникса, и на яблоко Жизни, а после пошла в гостиную и долго смотрела на каминную полку: на маленького фарфорового бассета с горестной мордой, на Святой Грааль и на своего покойного мужа Генри: без рубашки, улыбающегося, с мороженым в руке на черно-белой фотографии почти сорок лет назад.

Она вернулась на кухню. Засвистел чайник. Налив немного кипятка в заварочный чайник, она его сполоснула и воду вылила. Потом отмерила две чайные ложки заварки и залила водой. И все это она делала молча.

Потом она повернулась к Галааду и посмотрела на него.

– Уберите яблоко, – твердо сказала она. – Такое пожилым леди не предлагают. Это неуместно. – Помолчала немного. – Но остальные два я возьму, – продолжала она после минутного раздумья. – Они будут хорошо смотреться на каминной полке. И два за один – это по справедливости, уж вы как хотите.

Галаад просиял. Убрав рубиновое яблоко в суму, он опустился на одно колено и поцеловал миссис Уитекер руку.

– Перестаньте, – велела миссис Уитекер и налила им обоим чаю, прежде достав чашки от лучшего сервиза, приберегаемого только для особых случаев.

Они сидели и молча пили каждый свой чай. А допив, пошли в гостиную.

Перекрестившись, Галаад снял с каминной полки Грааль.

Миссис Уитекер поставила на его место Яйцо и Камень. Яйцо то и дело падало набок, и его пришлось опереть о фарфоровую собачку.

– Смотрятся очень мило, – сказала миссис Уитекер.

– Да, – согласился Галаад. – Они смотрятся очень мило.

– Могу я вас чем-нибудь покормить перед дорогой? – спросила она.

Он покачал головой.

– Кусочек фруктового пирога? – предложила она. – Сейчас вы, возможно, думаете, что не голодны, но через несколько часов очень ему обрадуетесь. И, наверное, вам следует зайти в укромное место. А пока дайте его сюда, я вам его заверну.

Она показала ему маленький туалет в конце коридора, а сама с Граалем пошла на кухню. В буфете у нее оставалось еще немного оберточной бумаги с Рождества, в которую она завернула Грааль и перевязала шпагатом. Потом отрезала большой кусок фруктового пирога и положила его в коричневый бумажный пакет вместе с бананом и плавленым сырком в станиоле.

Галаад вернулся из туалета. Миссис Уитекер дала ему бумажный пакет и Святой Грааль и, привстав на цыпочки, поцеловала в щеку.

– Вы милый мальчик, – сказала она. – Берегите себя.

Он ее обнял, и она погнала его из кухни и через заднюю дверь, которую за ним заперла. Налив себе еще чашку чая, она тихонько поплакала в «клинекс», пока цокот подков эхом отдавался по дороге на Готорн-кресцент.

В среду миссис Уитекер не выходила из дома.

В четверг она пошла на почту за пенсией. А после заглянула в «Оксфэм».

Женщина за кассой была ей незнакома.

– А где Мэри? – спросила миссис Уитекер.

Кассирша, у которой были подсиненные седые волосы и очки с синей в звездочках оправой, покачала головой и пожала плечами.

– Сбежала с молодым человеком, – сказала она. – На лошади. – Она щелкнула языком. – А мне сегодня надо быть в магазине в Хартфилде. Пришлось попросить моего Джонни отвезти меня сюда, пока мы не найдем ей замену.

– О! – протянула миссис Уитекер. – Как мило, что она нашла себе молодого человека.

– Для нее, может, и мило, – сказала суровая дама за кассой. – Но кое-кому сегодня надо быть в Хартфилде.

На полке у задней стены магазина миссис Уитекер нашла потускневший серебряный сосуд с длинным носиком. Согласно приклеенному на бок ярлычку, цена ему была шестьдесят пенсов. Он немного походил на сплюснутый и вытянутый заварочный чайник. Она выбрала роман Миллса и Буна, который еще не читала. Он назывался «Ее исключительная любовь». Книгу и сосуд она отнесла на кассу.

– Шестьдесят пять пенсов, милочка, – сказала женщина, беря серебряный предмет и его рассматривая. – Занятная рухлядь, правда? Привезли сегодня утром. – Вдоль одного бока и по изящно изогнутой ручке была выгравирована надпись замысловатой вязью. – Какой-то соусник, наверное.

– Нет, это не соусник, – сказала миссис Уитекер, которая в точности знала, что это. – Это лампа.

К ручке лампы было привязано бурым шпагатом маленькое, ничем не примечательное медное кольцо.

– Если подумать, – сказала миссис Уитекер, – я, пожалуй, возьму только книгу.

Она заплатила пять пенсов за роман, а лампу вернула на место, на полку у задней стены магазинчика. В конце концов, рассуждала по дороге домой миссис Уитекер, ее ведь совершенно некуда поставить.

Цена

У скитальцев и бродяг есть особые знаки, которыми они помечают деревья, ворота и двери, давая знать своим, что за люди живут в домах и на фермах, мимо которых они проходят в своих скитаниях. Думаю, сходные знаки оставляют и кошки. Как еще объяснить, почему у нашей двери весь год напролет объявляются кошки – голодные, блохастые и брошенные?

Мы их берем к себе. Избавляемся от блох и клещей, кормим, возим к ветеринару. Мы платим за их прививки и – величайшее из оскорблений – кастрируем или стерилизуем. А они остаются у нас – на несколько месяцев или на год, или навсегда.

Большинство появляется летом. Мы живем далеко за городом, как раз на таком расстоянии, на какое городские жители отвозят животных, чтобы «выпустить их на волю».

Больше восьми кошек за раз у нас как будто не бывает, но и редко когда меньше трех. В настоящий момент кошачья популяция в моем доме такова: Гермиона и Стручок, соответственно полосатая и черная, сумасшедшие сестрички, которые живут в моем чердачном кабинете и с остальными не общаются; голубоглазая и длинношерстая белая Снежинка, которая несколько лет жила дикой в лесу, пока не променяла свободу на мягкие диваны и кровати; и последняя, но самая большая – Пушистик, пестрая подушкообразная дочка Снежинки, длинношерстая, рыже-черная с белым, которую я однажды обнаружил в гараже совсем крохой, придушенной и едва живой (ее головка попала в старую сетку для бадминтона) и которая удивила нас всех тем, что не умерла, а, напротив, выросла в самую добродушную кошку, какую я когда-либо встречал.

И наконец, есть еще черный кот. У которого нет другого имени, кроме как Черный Кот, и который появился почти месяц назад. Поначалу мы не поняли, что он намерен у нас поселиться: для бездомного он выглядел слишком сытым, а для брошенного – слишком взрослым и бодрым. Он походил на небольшую пантеру и двигался, как пятнышко темноты.

Однажды утром я обнаружил, что он слоняется по нашей ветхой веранде: навскидку, лет восемь-девять, самец, желто-зеленые глаза, очень дружелюбный, совершенно невозмутимый. Я решил, что он с какой-нибудь фермы по соседству или приехал с дачниками.