Читать книгу "Рецепт вранья - Одри Дивон"

— Я этого не говорил. Я только сказал, что ты в нем кажешься полнее, чем есть на самом деле.

— Нет уж, ты договаривай до конца! Скажи честно, что я жирная корова! Что у меня брюхо как у беременной на седьмом месяце!

Слово за слово, и между ними вспыхнула настоящая ссора — возможно, первая в их жизни. В конце концов она велела ему пойти пройтись и не мешать ей спокойно примерить платье. Мартен вздрогнул, как будто получил пыльным мешком по голове, и, шаркая подошвами, поплелся к выходу. Ноги отказывались ему повиноваться — неужели почуяли неладное? Магали разрыдалась. Пора действовать, поняла я.

Рентгенологическое исследование показало, что у этого брака нет перспектив. Поражен сам скелет. Магали, размазывая по щекам тушь, призналась, что самая мелкая стычка оборачивается у них кошмаром. Они слишком редко ссорились и не успели накопить опыта. Каждая пустяковина приобретала гипертрофированные размеры, разрасталась, как огромный пузырь. И достаточно было одного неосторожного слова, чтобы этот пузырь с треском лопнул. Магали часто притворялась, что соглашается с Мартеном, лишь бы избежать ссоры. Она ненавидела конфликты и вместо того, чтобы отстаивать свою точку зрения, предпочитала промолчать. Потому-то вдвоем они производили на окружающих впечатление близнецов. Но в том, что касается свадебного платья, — о нет! Здесь она ни за что не уступит! Почуяв в ней слабину, я решила, что почва подготовлена и можно уронить в нее семечко сомнения. Спросила, а не приходило ли ей когда-либо в голову, что возможна иная, более свободная жизнь. Тридцать минут спустя она согласилась принять участие в нашем следующем заседании. А я в очередной раз поразилась могуществу случайности. Никогда заранее не знаешь, куда повернет твоя судьба.

Каждый вторник одной из нас поручалось произнести небольшую речь. И вот настала моя очередь. Выступление на публике всегда было для меня сродни китайской пытке. Мне казалось, что слова, вырвавшись на вольный воздух, меняют значение. Очутившись в невесомости, они перекручиваются и до слушателя доходят в деформированном виде. Оратор при этом выглядит идиотом, потому что никто не понимает, что именно он хочет сказать. Короче говоря, я до смерти боялась, что надо мной станут смеяться. Подозреваю, что эта фобия сидела во мне еще с начальной школы и время было против нее бессильно. Накануне я весь вечер готовилась к испытанию. На своем воображаемом экране потрясала кулаком, вселяя мужество в войска и призывая следовать за мной, в светлое будущее. Рядом с бокалом вина положила блокнот и шариковую ручку — набросать текст речи. Как накануне экзамена, долго не могла заснуть. Утром встала с медвежьей болезнью и не смогла проглотить ни крошки. В магазин пришла белая, как новое платье. Лола, успевшая меня изучить, громко расхохоталась, только конский хвост весело запрыгал на голове.

— Ты что, из-за собрания такая убитая? Ой, не могу!

— Слушай, оставь меня в покое, а?

В этот миг явилась и Синди, вырядившаяся в плотно облегающие задницу белые кожаные штаны.

— Над чем смеемся? — поинтересовалась она. Веки она подкрасила пурпурными тенями довольно-таки агрессивного оттенка, отчего, когда она моргала, — а моргала она часто, — создавалось впечатление, что тебе сигналит передними фарами остановившаяся напротив машина.

— Любопытство кошку сгубило, — оборвала ее Лола. — У нас с Рафаэлой свои секреты.

Синди задрала свой аккуратный носик, тяжко вздохнула и отвернулась. По-моему, ей не нравилась моя явная дружба с Лолой. И мне нравилось, что она ей не нравится.

Вечером мы пошли к Огюстине. Без Синди, у которой разболелась голова. Впрочем, я подозревала, что ее мигрень той же природы, что заставляет жалобно стонать женщин, не желающих спать с мужем. Отговорка, и ничего больше. Лола, как всегда, лукаво улыбалась. Не дав мне времени опомниться, она объявила, что сегодня вступительное слово скажет ее помощница. Согласно традиции, я уселась на стол. В уголке притаилась новенькая. Магали сдержала обещание. Мое напряжение достигло предела — еще чуть-чуть, и разорвет грудь. Я развернула листок, на котором своим нечитабельным — любой врач позавидует — почерком вчера накорябала речь. Прочистила горло и ринулась в неизвестность:

— Нам внушают веру в браки по любви. Но любовь не нуждается в обручальных кольцах. Любви ни к чему побрякушки. Она смотрит в будущее, не подглядывая в брачный контракт. Любовь изменчива и непостоянна, ей необходим океанский простор. Она не может плавать по трехкомнатной квартире, даже расположенной в центре города. Нет, женщины выходят замуж вовсе не из-за любви. Они выходят замуж потому, что не умеют заполнять налоговую декларацию и чинить паровой котел. А еще потому, что не могут всю жизнь прожить с папой, а без него страшно, он ведь такой опытный и во всем разбирается. Вот мы и подыскиваем себе типа, на которого можно переложить все бытовые проблемы. И который, в свою очередь, женится по тем же самым причинам, хотя ни за что не признается в этом даже самому себе. Брак — это технический союз, заключаемый сторонами на взаимовыгодных условиях. И в этом-то и состоит наша ошибка. Гораздо умнее научиться все делать самим. И время выиграем, и шишек меньше набьем. Вместе мы вырвемся из этой клетки.

Они хлопали мне долго и громко, отчасти по доброте душевной, но все же. Я даже почувствовала, что у меня на пару градусов подскочила температура. Затем каждая из девушек зачитала список своих жалоб, и мы сообща нашли решение для каждого конкретного случая. Мне было хорошо как никогда. Пожалуй, впервые в жизни я ощутила себя на своем месте. Под конец Лола сказала, что гордится мной, и это была лучшая награда за трудный день. Дома я моментально заснула спокойным и глубоким сном — свидетельство необычайной для меня безмятежности духа.

12

Зонтик служил слабой защитой против летящих со всех сторон капель. Холод проникал под одежду, въедался в поры, пробирал до костей. Квартал Барбес плакал навзрыд под пощечинами безжалостного ноября. Ветер заставлял кланяться деревья, и даже наркодилеры исчезли с улиц, попрятавшись по норам. Я толкнула дверь бутика, еще погруженного в темноту. Манекены с застывшими на лицах улыбками недоверчиво покосились на меня, и я взглянула на часы. Десять с минутами. Внутри царил киношный разгром. В углу валялись в обнимку сдернутые с вешалок платья, пол усеивали разбросанные, как конфетти, чеки. Обстановка была как наутро после попойки. Или после ограбления. Мне стало страшно: а вдруг что-то случилось? Вдруг кто-то покушался на жизнь Лолы? Но тут я заметила пробивающийся из подсобки свет. В кабинете в гордом одиночестве сидел Жерар. Костей он не бросал. Сидел горестно уронив голову в ладони, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень отчаяния. Но, когда он посмотрел на меня, в его глазах вспыхнула такая ненависть, что было непонятно, как она могла уместиться в двух крошечных человеческих зрачках.

— Ты зачем явилась, шалава? Почему не сбежала вместе со своей подружкой?

Смысл его слов не сразу дошел до меня.

— Ты мне тут дурочку не ломай! Мне все известно, слышишь, все!