Читать книгу "Провозвестник Тьмы - Сергей Сезин"

А, чуть не забыл. Город и мир вокруг многие жители называли Отстойником. Вы уже догадались почему.

Так прошла промозглая здешняя осень, затем холодная и снежная зима. Когда наконец наступила весна, даже не верилось, что она уже наступила. Я все-таки сильно отвык от климата средней полосы. Причерноморский куда мягче… Эта весна прибавила мне забот на работе, но и сделала подарок в личной жизни. У меня появилась дама сердца. Я счел это добрым знаком судьбы. Увы, моя болезнь и препараты для ее лечения сексу не благоприятствуют. Скорее мешают. Даже когда мне стало лучше и появилась надежда, что все полностью восстановится, проблемы остались. Ибо я жил в небольшом городке, где большая часть жителей друг друга хорошо знала и знала, что я болен. Портовый город Новороссийск со своими путанами был совсем рядом, но… на путан у меня не было денег.

Поэтому мне доставалось немного – во время своих путешествий я периодически заходил в некоторые дома Неберджаевской и Верхнебаканского. Там меня принимали, если муж в отъезде.

Однажды муж вернулся не вовремя, и пришлось спасаться через огороды и речку. Муж стрелял вослед, но не попал. Если бы в те дни проводился референдум по вопросу: «Можно ли гражданам владеть огнестрельным оружием?» – я бы точно ответил, что нет.

А тут была весна и всеобщее веселье по этому случаю. Все как-то дружно кинулись друг другу в объятия, словно эта весна была последней и ничего больше уже не будет. Это было в субботу. Кто праздновал свой выходной, кто что, а я после долгого и мучительного «секса» со старым, в очередной раз отказавшим оборудованием решил устроить себе праздник и пошел в хинкальную. У Наташи возникло такое же желание насчет праздника, и она тоже пошла в хинкальную. А дальше судьба свела нас за одним столом. «Вот и встретились два одиночества».

А потом нам было не одиноко почти полгода.

Наташа была из Москвы, только не из той Москвы, что я знал. Ее временной слой был изрядно похож на мой, но возврат к капитализму там начался на пару лет позже. Зато хоть национальные республики отвалились без стрельбы. Вернее, стрельба в них была, но уже потом, когда они оценили обретенную свободу и решили вспомнить былые обиды от соседних республик. Но Наташе тогда было не до этого, она только закончила архитектурный институт, и ее каким-то чудом взяли в некую британскую архитектурную организацию (не помню уже точно, как эта контора называлась).

Эта организация, которая выиграла конкурс на проектирование грандиозных перестроек в Кремле. Президенту и Верховному Совету совсем не нравился Кремлевский Дворец съездов, и его должны были снести, а на его месте построить нечто вроде нереализованного Дворца съездов, который в моей реальности хотели строить на месте снесенного храма Христа Спасителя. Только, по-моему, еще грандиознее. Вот у британцев она и проработала почти пять лет, пока проект благополучно не свернулся и не отправился коту под хвост. Дворец снесли, новый все никак не строили, проекты все перерабатывали и перерабатывали, потом фирма британцев закрылась, и ее верхушка покинула Москву. А Наташе и прочим местным сотрудникам пришлось искать себе работу. Потом британцев обвиняли в том, что они не столько проектировали, сколько занимались шпионажем и скупкой задешево разных ресурсов страны. Наташа про это ничего сказать точно не могла, хотя ее работодатели большую часть времени проводили вне офиса – либо на заседаниях, либо на деловых обедах. Оттого им было не до сотрудников, которые весело проводили время за разной пустяковиной.

Потом наконец мистер Арчибальд или мистер Алистер вырывались из заколдованного круга совещаний и обедов, являлись в офис и наводили порядок. Но длилось такое недолго, заседания вновь манили мистеров, и им было уже не до туземного персонала и не до работы… Так что, возможно, насчет участия в торговле недрами британцев и не привирали. Наташа говорила, что она представляла работу в иностранной компании как нечто вроде труда галерных гребцов, а получилось совсем наоборот.

После британцев она устроилась в ремонтно-строительную контору, но проработала там недолго. Как-то вечером у них на работе погас свет, и она пошла на ощупь к выходу. Путешествие закончилось в Углегорске.

Здесь она уже успела поработать в управлении главного архитектора города (эту синекуру для одного из начальников уже прикрыли), секретарем в управлении Горбезопасности, а теперь трудилась комендантом общежития перегонного завода.

Перегонный завод был одним из важнейших предприятий Углегорска и по трофейной немецкой технологии производил жидкое топливо из добываемого угля. Мы встречались с ней два-три раза в неделю. Иногда в гостиницах на ночь, иногда у нее (когда соседка по комнате дежурила в больнице). Съехаться мы все как-то не собирались, все нас устраивало именно в таком виде, пока не настал сентябрь. А в этом сентябре произошли два события, с ней и со мной. Я услышал Зов Тьмы. А она подошла к окошку.

Глава 3

Зов

Что значит «подошла к окошку»? Так и подошла. Поднялась на второй этаж общежития, где надравшиеся рабочие начали бузить, и успокоила их. Когда ребята дали слово, что лягут в постель и не будут друг другу морды бить, и так действительно сделали, Наташа собралась уходить к себе. Тут за окошком прозвучали два близких выстрела. Она подошла глянуть, что там случилось.

А за несколько минут перед этим по улице из кабака медленно ехал один тип из Горбезопасности. Руль в руках удерживал и так бы и доехал до дому, но тут у него зачихал и совсем скис мотор. Остановился он и пошел заглянуть под капот, что там произошло. А когда вышел и стал рассматривать зловредный мотор, на него напала стая мартыхаев. Так на местном жаргоне называли мартышкоподобных на вид тварей Тьмы. Кого-то из них подстрелил, но они облепили его и стали рвать. И не то еще падая, не то уже лежа – он еще раз нажал на спуск. А в качестве патрона для армейского пистолета в той действительности был принят патрон вроде нашего девятимиллиметрового «маузера». Очень мощный патрон, тогда только один был мощнее – это 357 магнум.

И вот его пуля, пролетев совсем немного, пробила старое дерево двух рам и попала ей в голову… Хоронить ее пришлось в закрытом гробу. Вот так все и кончилось. Да, у меня, как у истинного больного, с эмоциями плохо. Есть даже такое определение про нас: «анестезия долороза». Болезненное бесчувствие. Только оно относится именно к душе, потому что есть и такие болезни, при которых теряется болевая чувствительность и на ногах, например. То есть человек может ходить по битому стеклу и остановится, только случайно увидев, что ноги-то совсем паршиво выглядят и кровищи полным-полно. А так – не чувствует, ибо не болит.

А у нас не болит душа. Иной раз хочется заплакать, а не заплачешь. Как будто что-то внутри порвано и не доходит сигнал до нужного места. Потому и такой вот разрыв – одна часть головы думает, что с тобой протекает то, после чего можно и заплакать. А другая часть, что за эмоции отвечает, не отзывается. Я лично так понимаю название моей болезни, хотя у медиков другое мнение.

Вот ее фотокарточка. Я ее сохранил и периодически смотрю на нее. Глаза портрет видят, одна часть говорит о потере, другая часть – молчит. Так и живу с разорванной душой.