Читать книгу "Игры судьбы - Любовь Матвеева"

она поправляться. Я уже давно во Фрунзе съездила, уволилась, и всё была около сестры. Три месяца в больнице, и восемь месяцев дома у неё. Тамара-Ханум приезжала несколько раз, навещала, сочувствовала, но материально не помогала, я все свои сбережения истратила. Пошла как-то посмотреть свою старую квартиру,

а там эвакуированные живут. Вещи мои – все у домоуправа, сохранились.

В общем, когда сестра на ноги встала, я её приодела, и пошли мы к участковому хирургу, которая отказалась к сестре ходить. Она даже лицо закрыла: «Неужели это Маслова Фёкла?».

Потом повезла я сестру во Фрунзе – у меня же там квартира оставалась. И вот, надо же так – приехали мы в апреле, а в мае сестра умерла от камня в жёлчном пузыре. Ей неправильно диагноз поставили – мол, поджелудочная железа больная. Стали ей через день после поступления операцию делать, а уже жёлчь разлилась – камень прорвал. Ничего не смогли сделать! Зря были все мои труды… Я продала квартиру, переехала в Ташкент, пошла работать в больницу в отделение грудной хирургии – нянечкой, а скоро меня сделали младшей медсестрой. Так жизнь и прошла.

Никаких секретов долголетия я не знаю. Работала всегда, себя не жалея и вперёд не загадывая. Детей у меня не было… Жалеть об этом? Опять же – на некоторых детей посмотришь да и думаешь: «Не стоит». Иногда старушки мне даже завидуют: свои-то дети их совсем заели. Вот скоро

Пасха, я заказала новое платье, из ситчика. Всё перестирала, перегладила, накрахмалила. Отчистила всю кухню – пойдём, покажу.

Всё это мне говорила 90-летняя женщина, Анна Степановна Пережигина, которая без стона не могла подняться с дивана и ни-че-го не видела! При этом вокруг всё сияло чистотой в её маленькой квартирке на улице Хименко, в Петропавловске. Блестели стёкла фужеров в шкафу, сияли белизной накрахмаленные салфетки, связанные когда-то руками умелой хозяйки. Я вспоминала свою неухоженную квартиру, и мне было стыдно.

– У меня же ещё сестра живая, ей 96 лет! – продолжает рассказ моя собеседница. – Спрашивает как-то своего сына: «Зачем барана завели?». Он пошутил: «Умрёшь – будет тебе на поминки». Сноха его остановила: «Зачем так шутишь? Не узнать дело – кто вперёд умрёт». Так и случилось – восемь лет уж его нет, а сестра есть. У сына большая собака была, он всё ей головы бараньи покупал, а люди не знали, что для собаки. Шушукались: «Криминалист, а головы бараньи ест».

Как живу? В восемь часов утра просыпаюсь, кровать заправляю – видишь, какая она у меня нарядная, как невеста! Потом поищу себе на завтрак что-нибудь сделать – пельмени часто делаю с куриным фаршем. Потом

делаю то, что с вечера надумала. Сегодня хотела стёкла почистить, да солнце горячее – не буду (на стёклах – ни пылинки). После обеда – когда как. Врачу говорю: «Что со мной? Аппетитом не страдаю, температуры нет, а вся больная, и в туалет ходить – проблема». – Я слушаю Анну Степановну и поражаюсь – в комнате ни пылинки, белейшие салфетки накрахмалены, хрусталь перетёрт, на кухне и-де-аль-ный порядок, и всё это – у слепой хозяйки… А пожилая женщина продолжает:

– Раньше у меня нога кривая была – поломала в Ташкенте, когда пришёл состав с ранеными. Тесно было, у нас с другой женщиной раненый на носилках, она мне говорит: «Сдай назад!». А сзади лежали другие носилки, вверх ножками. Я оступилась, упала и копчик сломила – перелом, ушиб. Сложили, да неправильно срослось, и так жила несколько лет. Рухман, доктор в мединституте, занимался этими проблемами, к нему всегда большая очередь была. Я попросила профессора, с которым работала, он поговорил с Рухманом, и мне исправили. Замуж можно было выйти, да у меня ничего не было. Тогда деревенские понятия были у всех: замуж идти – надо перины, подушки, половики тканые, полотенца вышитые иметь, а у меня не было. Пока всё завела – время ушло…

Фёкла-сестра у нас ни на кого не похожа была. Два брата и я – похожи, а она – ни на кого, ни на отца, ни на мать, красивая! «Выблядок» её иногда звали. Может, и не наших кровей – отца-то подолгу дома не бывало. А кто говорил – на Костю, дядю, похожа, он в церкви пел…

Была она добрая, весёлая. Все вещи, что из-за границы привозила, раздавала родне. Помните, я говорила – её в богатую семью взяли? Старший сынок Костя трёх лет от дифтерита умер, а муж и двухлетний Дима – от оспы. Больше Фёкла замуж не выходила – а как, когда «сидишь на колёсах» – всё время в разъездах? Девушка ли я? Нет, конечно. Двадцать лет я встречалась с мужем подруги – и никто не знал! «В своём лесу сырость не разводят»… А теперь всё – в далёком прошлом… Вспомню – кажется, это не моя жизнь была, а какое-то кино.

Давно, давно нет ни Анны Степановны, ни её последней сестры…

И только эти страницы хранят память о жизни их семьи, их самих…

Воспоминания А.С. Пережигиной, 1914 г.р.

ПОСЛЕДНЕЕ ФОТО

«Жив смерти боится» (укр. пог.)

– Родилась я в Сумской области, Краснопольском районе, в селе Хмелёвка – на Украине, в 1911 году. Ещё до революции переехали в Казахстан – из-за земли. Не все, старшие дети остались на родине, у них уже семьи были. Купили родители

в Симаково Мамлютского района избушку. С ними нас было четыре сестры. Взяли землю, сажали по крестьянству… Потом отец поехал в гости к сыну в Самару и там умер. Что делать женщинам в деревне? Мы и надумали переехать в город Петропавловск. Сначала я приехала к двоюродной сестре Ольге Степановой, она устроила меня на мясокомбинат в мясопорционный цех. Много ли тогда воровали? Нет, милка, вот как перед Богом клянусь! Зачем воровать? Нам раньше по 20 копеек за килограмм обрези по многу выписывали – целыми брикетами. Ну а есть там, на работе, конечно, ели. Потом переехала мать с сёстрами.

Как-то на вечере у подружки познакомилась я с парнем – Григорием Михайловичем Поповым, дружили с ним полгода. Целовались ли? Нет, милка, раньше не целовались, это щас целуются. Посидим возле нашего домика в Рабочем посёлке, на улице Парижской Коммуны, и расходимся. Мне 18 лет, ему – на три больше, это было в 1938 году. Была я девчонка совсем –