Читать книгу "Когда Венера смеется - Стивен Сейлор"

class="p">— Ха! Осенью он собирает голоса для Бестии, а весной возбуждает против него дело за незаконный сбор голосов. О, римская политика! — Я покачал головой. — А кто защищал Бестию?

— Твой старый друг Цицерон.

— Неужели?

Это придавало делу особый оборот. В свое время Марк Целий вступил на поприще общественной жизни как ученик и протеже Цицерона. Затем, во время волнений, связанных с заговором Катилины, пути Целия разошлись с путями его наставника — или они оба притворились, что это так, чтобы Целию легче было шпионить в пользу Цицерона. На протяжении всего этого бурного эпизода истинная принадлежность Целия к какой-либо из сторон оставалась загадкой — по крайней мере для меня. Затем Целий покинул Рим, чтобы провести год на правительственной службе где-то в Африке. Вернувшись, он, казалось, окончательно покинул лагерь своего бывшего учителя, выступив против Цицерона в суде и даже взяв верх над прославленным оратором. Затем, когда сенат приговорил Цицерона к изгнанию, а его враги продолжали неистовствовать и разрушили принадлежавший Цицерону прекрасный дом на Палатине, не кто иной, как мой сосед Марк Целий, постучавшись у моих дверей, принес мне эти новости, сожалея, что из окон его собственного жилища не видно погрома, и спрашивая, нельзя ли ему посмотреть, как горит дом его учителя, с моего балкона! По тому, как зловещие отблески плясали на его красивом лице, невозможно было сказать, что чувствовал Целий в те минуты — гнев или радость или понемногу и то и другое.

После долгих политических пререканий сенат призвал Цицерона из изгнания, и он вернулся в Рим. Его дом на Палатине начал отстраиваться вновь. А теперь, по словам Вифании, он опять вступил в схватку умов в суде со своим бывшим учеником Марком Целием.

— Ну, не томи меня неведением, — сказал я. — Чем закончилось дело?

— Цицерон выиграл, — сказала Вифания. — Бестия был оправдан. Но Целий говорит, что судей подкупили, и клянется, что выдвинет обвинения против Бестии еще раз.

Я рассмеялся.

— Упорный малый, верно? Добившись однажды преимущества над Цицероном в суде, он, я полагаю, просто не может позволить, чтобы его прежний учитель одержал над ним верх в этот раз! Или Целию не хватило одной речи, чтобы как следует оклеветать Бестию?

— О, я думаю, он справился очень хорошо.

— Речь была полна яда?

— Пропитана им насквозь. В своем заключении Целий вспомнил о прошлогодней смерти жены Бестии и о смерти его первой жены, случившейся до этого. Практически он обвинил Бестию в намеренном отравительстве.

— Женоубийство, по-моему, не имеет прямого отношения к подкупу избирателей.

— Пожалуй, нет, но, когда Целий заговорил об этом, оба преступления оказались связаны друг с другом.

— Уничтожение личности противника — краеугольный камень римской юриспруденции, — сказал я. — Обвинитель прибегает к любым доступным способам, чтобы разрушить репутацию обвиняемого, так чтобы казалось более вероятным, что тот мог совершить приписываемые ему преступления. Это куда легче, чем предъявить настоящие доказательства вины. Затем защита делает то же самое, обвиняя обвинителя в различных мерзостях, чтобы подорвать доверие судей к его словам. Странно подумать, но когда-то я искренне уважал адвокатов и даже восхищался их ремеслом. Да, действительно, до меня доходили слухи, что Бестия убил обеих своих жен. Обе они умерли достаточно молодыми, не страдая перед этим ни от каких болезней, без единого следа насильственной смерти на телах, поэтому люди, естественно, говорят, что он отравил их, хотя даже яд, как правило, оставляет следы.

— Никаких следов не должно было остаться, если он отравил их так, как на это намекал Марк Целий, — сказала Вифания.

— И что же это за способ?

Она выпрямила спину и откинула голову.

— Учти, что это было сказано на суде, перед публикой, состоявшей из слушателей обоих полов — как мужчин, так и женщин, а не в какой-нибудь таверне во время одной из оргий. Марк Целий — очень бесстыдный молодой человек, — слова ее звучали не совсем осуждающе.

— И бесстыдный оратор. В сторону все это. Так что он сказал?

— По словам Целия, самым быстродействующим ядом является аконит.

Я кивнул. За годы расследований, связанных с различными мерзкими орудиями убийства, мне довелось познакомиться со многими ядами.

— Аконит, который еще называют «смертью пантеры», добывается из скорпионового корня. Да, жертвы его умирают очень быстро. Но если проглотить его достаточное для смертельного исхода количество, тело жертвы обычно реагирует соответствующим образом, и бывает достаточно доказательств нечестной игры.

— Да, но согласно Целию, жены Бестии этот яд не глотали.

— Что-то я не понимаю.

— По словам Целия, если аконит касается гениталий женщины, то она умирает в течение дня.

Я вскинул брови. При всей моей искушенности в ядах подобные сведения были для меня новостью, и я не знал, как к ним относиться.

— Возможно, то, что говорит Целий, и правда, хотя мне хотелось бы узнать, каким образом кто-то смог открыть столь любопытное явление. Впрочем, я уверен, что мало найдется такого, чего Марк Целий не знал бы о женских гениталиях.

— Ха! — глаза Вифании блеснули. — Даже Цицерон не нашелся, что ему ответить.

Я поднял руки ладонями вверх, сигнализируя о своем поражении.

— Итак, Целий обвинил Бестию в том, что тот отравил своих жен посредством… — я не закончил предложения. Похоже, никакого деликатного способа для этого не было.

— Он не обвинял Бестию напрямую. Рассказав о свойствах аконита и дойдя до степени лихорадочного негодования, Целий указал пальцем на Бестию и закричал:

«Судьи, я указываю не пальцем вины, я указываю на виновный палец!»

Я поперхнулся просом.

— Невероятно! Я уже начал было думать, что римские ораторы уронили свое искусство до крайнего уровня непристойности и дурного вкуса, как тут является новое поколение, опускающее стандарты еще ниже. «О, Минерва, — добавил я про себя, бросая взгляд через окно на статую в саду, — защити меня от судебных разбирательств!» «Я указываю на виновный палец». Ха!

Вифания поднесла к губам чашу с вином, приправленным медом.

— Тем не менее Бестия был оправдан, равно как и палец, и все остальное.

— Полагаю, Цицерон не пожалел блеска в своей речи.

Она пожала плечами.

— Я не помню.

Речь Цицерона произвела бы на нее большее впечатление, подумал я, если бы произносивший ее оратор был так же молод и хорош собой, как Марк Целий.

— Значит, Фортуна улыбнулась Луцию Кальпурнию Бестии.

— Но не его женам, — сухо ответила Вифания. В глазах ее мелькнуло что-то вроде гнева, но затем на губах вновь возникла улыбка. — Кстати, разговор о Целии напомнил мне еще о кое-каких слухах, которые ходят на форуме, — сказала она.

— Целий опять в чем-то замешан?

— Нет, на