Читать книгу "Озеро Радости - Виктор Валерьевич Мартинович"

говорящие языком пленумов ЦК! Комиссии по распределению! Трудовые книжки! План по инвестициям! «Властелин села»! Молодой специалист! Подвиг народа! Немецко-фашистские захватчики!

Ясю колотит от злости. Она предъявляет ему больше, чем он заслужил своими наивными ухаживаниями. Но из девушки изливается, кажется, все накопленное за последние месяцы:

— Шашлычок под коньячок! Шампанское с помидорами! Кредит на телевизор! Стеклопакет на кухне! Программа развития села! Агрогородки! «Самые богатые и влиятельные»! Социальное молоко! Контрольная закупка!

Виктор Павлович испуганно молчит. Он не может понять ни услышанных слов, ни проявленных Ясей эмоций. Он пытается взять ее за руку и выдавливает:

— Ясенька, что на тебя нашло? Я ж по-хорошему…

— Ты диоровского «Фаренгейта» на себя больше налей! Нафталином будет меньше нести! — отрезает она и решительно марширует прочь с поляны и дальше — к дороге.

По пути она вспоминает, что до общаги — 36 километров по спидометру, а потому вариант эффектного ухода в лесную чащу чреват ночным автостопом, который окажется наверняка не более эффективен, чем дневной автостоп из Вилейки. А это значит, что топать придется до самого рассвета, под уханье сов и при обильном сопровождении окрыленного кровососущего гнуса. А потому она по плавной глиссаде возвращается к «Волге», решительно распахивает дверцу — но не ту, что расположена рядом с водителем, а правую заднюю дверцу, в которую обычно прыгает пассажир такси. И, низведя таким образом своего высокопоставленного ухажера до статуса шоферюги, сцепляет руки на груди и упрямо сверлит глазами приборную панель. Виктор Павлович Чечуха неуверенно переминается какое-то время у беседки, не в силах угадать, что он сделал не так. Затем заторможенно сметает овощи с тарелки в мусорный бак, аккуратно, чтобы не разбилась, помещает туда же бутылку из-под шампанского. Затем садится за руль и молчит некоторое время.

— Ну ты даешь! — говорит он, прежде чем запустить двигатель.

Больше они не разговаривают до самых Малмыг.

Когда «Волга» трогается, включается запущенный магнитолой диск Romantic Collection Vol. 3. Дрожащий от напряжения голос Фредди Меркьюри выводит: «Love of my life, you’ve hurt me. You’ve broken my heart and now you leave me…»

* * *

На вторую неделю работы она убеждается в том, как много всего интересного пишут в газете «Жизнь». Можно ведь не читать глупости про жабры Леонтьева, а вот перенос свадьбы Андрея Малахова — совсем другое дело.

* * *

Первая в жизни Яси зарплата украшена финтифлюшкой премии. «За внедрение инноваций в работу с населением», — значится в пояснительной графе жировки. Она озадачена: единственной инновацией является то, что ей не всегда удается проснуться в восемь, чтобы открыть библиотеку в девять, как это полагается по графику. Яся звонит в бухгалтерию райисполкома и узнает, что решение о премии принял лично председатель. Тот факт, что он не обиделся на эпизод возле танцующих деревьев, она находит несколько обидным для себя.

Планируя бал по поводу получки, она думает купить себе чипсов «Онега» и полторашку пива — с тем, чтобы тихо потребить это у себя в комнате. Однако уже на пути в магазин она строго-настрого запрещает себе об этом даже думать. «Никакого алкоголя до конца отсидки. Иначе сбухаюсь в сиську и до конца жизни буду в Малмыгах газету “Жизнь” читать». И тем не менее через полчаса она обнаруживает себя в парке с пакетом чипсов «Онега» в руках, рядом на лавке стоит вскрытая полтораха «Оболони». Подавляя пивную отрыжку, Яся начинает понимать механизмы, по которым работает провинциальный алкоголизм. Когда, закончив полторашку, она чувствует непреодолимое желание взять еще одну, маленькую, чтобы не так скучно было сидеть одной в комнате, — осознает, что даже самое явное понимание механизмов алкоголизма не спасает от их к тебе применения.

Стоя в очереди, явственно слышит реплику за спиной: «Смари, фифа наша косая!» В номере она вскрывает пиво о край стола, некоторое время слушает передачу Малахова, которую смотрит Валька за тонкой стенкой (ну и зачем кредит на телевизор?). Потом вспоминает: у нее ведь есть свой Малахов, Малахов с ней в главной роли! Мстительно усмехаясь, она выковыривает из-под стопки одежды в шкафу журнал с папой, плюхает его на кровать и раскрывает на странице, посвященной человеку, благодаря которому она появилась на свет.

Тут сообщается, что герой, возглавивший рейтинг «Самых богатых и влиятельных» в этом году, от интервью «со смехом» отказался, а поэтому для реконструкции образа пришлось собирать его высказывания «по всему интернету». Яся скользит глазами по папиным афоризмам. Некоторые из них журнал посчитал особенно удачными и выделил полужирным, например:

Я не знаю, сколько у меня денег. И ни один миллиардер не знает. Управлением активами занимается специальная компания в Лондоне, активы разбиты на несколько частей в разных валютах и ценных бумагах. Курсы и котировки постоянно плавают; когда евро стоил полтора доллара, я был значительно бедней в евро и значительно богаче в долларах — вы видите, как все относительно. И это мы еще не коснулись Dow Jones.

Или:

Мы, белорусы, привыкли бояться русских, а бояться нам сообща нужно китайцев. Посмотрите, что они сделали с нашими тракторами — половина фермеров покупает их, будучи уверенными, что, покупая мини-тягач «Зубр» фирменного синего цвета, они берут белорусскую технику.

Или:

Я не женат и никогда не женюсь, так как я — за свободную конкуренцию и равные возможности для всех участников рынка.

Или:

Мое утро начинается с доклада секретаря, распечатавшего мэйлы, пришедшие мне на электронную почту. После этого я надиктовываю ему ответы. Я консервативен и у меня нет времени читать почту самостоятельно. Тем более отвечать на нее.

Или:

В 1998 году степень серьезности человека измерялась наличием сотового телефона. Сейчас — его отсутствием. Мне невозможно позвонить напрямую, я абсолютно недоступен.

Или:

У меня в спальне нет будильника. Будильник — примета рабства.

Или:

Все, что я имею, заработал с нуля. Поэтому все, что после меня останется, уйдет детским домам, спортивным клубам и трудным подросткам, завещание уже составлено и нотариально заверено. Я не понимаю слова «наследство».

Утомленная папиным самолюбованием, Яся собирается закрыть журнал, но в последнюю секунду замечает на странице, снабженной фотографиями мужчины, царственно восседающего в роскошных интерьерах (все снято внутри хорошо знакомого Ясе дома), выделенный италиком аппендикс. Слово — одно-единственное словечко, выцепленное глазами помимо ее воли, заставляет ее вздрогнуть и вчитаться. И чем дальше она вчитывается, тем сильней трясутся руки, так что в конце приходится