Читать книгу "Записки отчаяния - Иван Александрович Валуев"

на дворе кружится ветер

В погоне с птицами, навстречу солнцу

И озера воды отсвет едва заметен

Сквозь ветки елей и стекла оконца

Здесь люди обессилены, добры

И шутят очень просто, остроумно

Здесь нет агрессии и нет войны

И нет политики, – что очень умно.

И музыка всегда витает

В пустых мозгах, промеж извилин

Амур тут тоже пролетает

Без стрел и лука, с вазелином.

                        ***

В простых условиях обычных истин

Встречается случайно ложь

Где необъятные реалии и их издержки

В мечты твои вставляют нож…

                        ***

В другом измерении, возможно, все было бы иначе. Но в этом, я так же просыпаюсь и стараюсь заглушить свои мысли в голове. Я стараюсь забить свое время невыносимой легкостью бытия, – травой, алкоголем и ненасытным кутежом. Все стараюсь делать, лишь бы не слышать свой здравый рассудок и не окунаться очень глубоко в себя. Тут, на поверхности, так легко дышится, так просто и беззаботно живется. Ничтожность свою я подкрепляю осознанием отсутствия любви в себе. Наверное, поэтому я не способен создать что-то поистине высокое и божественное. Размеренность никуда не годится. Рано или поздно, в моменты отрезвления, может проскочить мысль о том, что в сущности происходит со мной, о людях, о жизни, в общем, о том, что уже тысячи лет несет в себе дурную славу пустоты и никчемности. Ежи Лец однажды дал хорошую подсказку, когда нужно начинать готовиться к изменениям, – “Когда я достиг самого дна, снизу постучали”. Мне остается только ждать этого загадочного стука снизу, и размышлять с какого же круга ада должны постучать… Сосед за окном уже доделал свой дом и привел в порядок сад и огород, где постоянно важно прохаживается черный кот. У реки на другом берегу дымят заводы, а я дымлю на своем маленьком островке мнимого спасения. На плотине снова пробки и не разберешься кто прав, а кто виноват. Серые лица прохожих продолжают сереть и сыреть от проблем и непогоды. Логично, что сейчас кто-то умирает и на его месте рождается кто-то новый. Главное, чтобы этот новый был и оставался человеком… Вот, это мой порок. Снова прорезаются и вылезают эти убогие и странные мысли. Значит, пора забить кровь очередной дозой и на время забыться…

                        ***

Здоров. Ну как ты там? Дом построил, как то слышал я

Ты женился? Или снова, как всегда?

Хочется спросить, как вообще твои дела?

Так же пишешь? А вот у меня Елена родила…

Мишей сына я назвал. Крупный, сильный, как и я

И в глазах похожее со мной

Я как всегда ненадолго приехал домой

Скоро снова в рейс плыву

И тебя с собой зову…

Нужно будет повидаться, выпить и кое в чем нам разобраться…

Я не знаю, как я взялся за письмо тебе

Но молчать не мог я больше, ты пойми

Шило ведь не утаишь в мешке

И рассудок говорит – не навреди…

А я все вижу, как топлю тебя в речном порту

Я знаю, что ты плюешь на это все и на меня

Сидишь и мокнешь весь в своем поту

Потому что знаешь, что не подведу тебя,

Сдержу слова и сразу все решу

Нет. За себя я не трушу

Схороню тебя на дне. Я не грешу…

                        ***

Одним холодным вечером

Я свое место определю…

И прошлого бечеву

Смажу мылом и завяжу в петлю…

                        ***

Замечая, как наш мир наполняется травмированными и обездоленными людьми, я все чаще поддаюсь напасти пессимизма и плохого настроения. Не представляю, что тут можно вообще делать. Пару дней назад, ожидая маршрутки в центре города среди перемещающейся толпы, ко мне подошел молодой человек. В его руках маячил какой-то маленький список. В этом списке мелькали имена в первом столбике и множество плюсов и минусов напротив каждого имени. Стандартный подход, “не мог бы я ответить на пару вопросов.” Я согласился. Среди стереотипных вопросов типа: “что вы делаете в этом городе?”; прозвучал вопрос из ряда вон выходящих. Я уже было заскучал. Но когда услышал что-то вроде – “Как вы считаете, поддерживает ли наше правительство молодых писателей?”. На что я, не без удивления, ответил – “Конечно, нет. Я и сам иногда пописываю, но не считаю себя писателем. Так как писатели публикуются.” Молодой человек заинтересовался моим ответом. И стал узнавать, где же я публикуюсь и какого направления мои опусы. После всех пустых разъяснений, он спросил меня, смог бы я помочь одному молодому писателю издать книгу, поддержав его суммой в тридцать гривен. До этого он задал отличный вопрос, которому не придал должного значения, – “Вы жадный человек?” А в кармане у меня была всего лишь десятка. Слава Богу, который придумал банковские карты, на которую я мог бы скинуть эти деньги. Мне пришлось взять номер его карты, чтобы потом сделать перевод. Оказывается, в наше время, чтобы опубликовать книгу тиражом в 25 тысяч экземпляров, нужно иметь солидный капитал в виде 75 тысяч. Я закашлялся, распрощался с молодым человеком и пошел своей дорогой. А по пути я вспомнил еще один его хитрый вопрос, который прозвучал до того, как он попросил финансовой поддержки, – “А вы честный человек?”…

                        ***

Ты думаешь о ней тогда,

Когда уже никто не ждет.

Не ждешь ни ты. Не ждет она.

Но все твердят, что все пройдет.

Пройдет любовь. Угаснет свет.

Продлится путь. Наступит вновь рассвет.

И море волнами следы сотрет.

Былых мечтаний, планов и цветов,

Подаренных в прощальный вечер,

Где у пустых тарелок догорают свечи…

                        ***

Я помню страх свой наяву

Где в заточении своих телес

Лежало что-то еле живо

А у врат тюрьмы прогуливался бес

Он не давал спокойно жить

Не позволял он чувствам пробужденья

И каждый день, а то и миг

Стегал кнутом то, что в темнице умирало

Сквозь лес и темень

Среди полей и темных туч

Меня настигло озаренье

И я нашел едва заметный луч.

Смог отыскать тюрьму под видом тела

Где за решеткой ребер, мышц и кожей

Скрывалось мертвенно и бездыханно.

И черный бес кривился своей рожей

Довольный тем, что натворил.

Он изуродовал дар Божий

И скинул вниз. Туда, где тени пляшут

Где множество таких вот тварей

Остатки сердца превращают в кашу…

                        ***

Время течет неустанно. Обвивает меня и засыхает твердой вонючей коркой, которую невозможно снять или смыть. Где-то на одном краю света бабочка взмахивает крыльями.