Читать книгу "Они хотят быть как мы - Джессика Гудман"

Тем летом Адам был в Лондоне, учился в Национальном театре у какого-то драматурга, лауреата Пулитцеровской премии, о котором я никогда не слышала, но вернулся домой на неделю перед отъездом в Браун. Адам сказал, что я – первая, кому он позвонил, как только ступил на американскую землю.

– Чушь собачья, – фыркнул он. – Не сомневаюсь, что все вы просто перешагнете через это.

Я пробормотала что-то в знак согласия, но отвернулась. Мы лежали рядышком на галечном пляже возле маяка Бэй-Бридж, где берег делает резкий поворот под прямым углом и отступает в заросли кустов. Волны перед нами больше походили на легкую рябь, а вода была такой прозрачной, что с того места, где мы лежали, можно было разглядеть крошечных рыбок.

– Пойдем. – Адам встал и одним движением скинул с себя рубашку. Посыпались мелкие камешки. Он протянул мне руку, и я нехотя схватила ее.

Я стянула с себя шорты и майку, не оставляя себе времени на то, чтобы смущаться из-за жеваного бикини, надетого в спешке утром, или глазеть на «кубики» его пресса. Я поплелась за ним к воде. В считаные секунды Адам исчез, нырнув под волну.

– К черту, – сказала я вслух и вошла в воду, полностью погрузив голову.

Вода была теплой, как ванна, нагретая августовским солнцем, и впервые с тех пор, как умерла Шайла, я оказалась одна. Это возбуждало. Я открыла рот и закричала в подводной тишине, впуская в свое тело и выпуская обратно мох, грязь и песок. Я представила себе, что Шайла рядом со мной, сжимает мою руку и трясет головой, взвизгивая от ярости и восторга.

Когда я вынырнула на поверхность, Адам уже вернулся на пляж и сидел на влажном и темном песке.

– Полегчало? – крикнул он.

– Не совсем, – откликнулась я.

– Но это помогает.

Я подплыла к берегу и плюхнулась рядом с ним. Песчинки липли к моей мокрой коже.

– Хреново, – выпалила я, не до конца сознавая, что имею в виду – смерть Шайлы, скорый отъезд Адама или то, что в течение жизни нам приходится не только жить, но и умирать. Не слишком ли тяжкая ноша для одного человека?

– Что же нам теперь делать? – спросила я, пытаясь заглушить крики в моей голове.

– Будем жить дальше, – ответил Адам. – Двигаться вперед.

Я кивнула, но не задала следующего вопроса. Как?

6

«Уверен, что не хочешь пойти сегодня к Квентину?» – набираю я текст сообщения, пытаясь найти грань между навязчивостью и дружелюбием, отчаянием и невозмутимостью. Теперь, когда Адам учится в колледже, он не ходит на вечеринки Игроков, но после нашей встречи у Дианы мне бы хотелось, чтобы он пришел.

«Не-а, каждый должен заниматься своим делом. Не думаю, что этим ребятам хочется, чтобы я крутился в вашей компании. Увидимся в следующий раз».

Мое сердце сжимается. Я уже скучаю по нему, а он еще даже не уехал.

Я засовываю телефон в карман и хватаюсь за ручку входной двери Квентина. Дом стоит на крошечной, обсаженной деревьями улочке на границе между Золотым берегом и Клэм-Коув[37]. Все называют этот район Золотой бухтой для краткости. Дома здесь поменьше и выкрашены в те же четыре цвета – темно-синий, малиновый, бежевый или серый, – поскольку зарегистрированы в историческом обществе как достопримечательности. Все они датируются 1825 годом или даже раньше.

К каждому почтовому ящику на этой улице прибита маленькая золотая табличка – знак того, что эти дома особенные, они старые. А на Золотом берегу старый – вовсе не дряхлый или неухоженный. Это означает, что хозяин дома – свидетель великих событий или ценитель исторического статуса, которым отмечен город. Или что ему удалось подлизаться к правильному агенту по недвижимости лет двадцать назад, когда город активно распродавал эти реликвии. Если вы владеете одним из таких исторических домов, это свидетельствует о вашей принадлежности к избранным, несмотря ни на что.

Вполне логично, что Квентин живет здесь. Он просто помешан на истории Золотого берега и может перечислить всех мэров со времен войны за независимость. В средних классах его увлечение перекинулось на историю «Голд Кост», когда он узнал, что основатель школы Эдгар Грейс прибыл на судне «Мэйфлауэр»[38] и впоследствии обустроил эту местность как оазис на берегу моря. Думаю, что загадочная колониальная атмосфера вдохновляет его искусство или что-то в этом роде. Иначе откуда бы Квентину знать, что род Грейс вымер в начале ХХ века, когда все его потомки трагически подхватили скарлатину? Такая случайность. По сути, Квентин стал и хранителем истории Игроков. Он первым из нас выучил назубок состав команды Игроков, умел читать наш лозунг задом наперед и мог выложить основную информацию о каждом из нас, когда объявляли большой сбор.

В доме проживают только он и его мама, валлийская писательница, любительница чистого виски. Его отец умер от рака еще до того, как мы сдружились, и Квентин никогда не говорит о нем. В их доме всегда царит уют, как в хижине в горах, хотя до пляжа всего несколько миль. Ступеньки кое-где поскрипывают, а передняя дверь такая низкая, что Квентину приходится пригибать голову, когда он переступает порог.

В доме полно всякого хлама, и его не убирают дважды в неделю работники клининговой службы, как это заведено у Никки или Генри. Даже сарай на заднем дворе выглядит органично. Когда-то он принадлежал кузнецу или кому-то еще, но мама Квентина переоборудовала его в художественную студию для сына. Теперь там пахнет скипидаром и угольными карандашами. В последний раз, когда я заходила туда, увидела развешанные по стенам портреты всех Игроков. Даже Шайлы.

– Наконец-то, черт возьми! – Никки бросается ко мне, и я обнимаю ее, зарываясь лицом в ее джинсовую куртку. Ткань такая тонкая и мягкая, как кожа.

– Извини, – смущенно говорю я. – Меня задержали. Адам в городе.

– Ооо! – воркует Никки. – Ты прямо как наперсница Адама. Пойдем. – Она берет меня за руку и ведет через гостиную, мимо отреставрированного деревянного журнального столика и плетеной корзины, набитой шерстяными пледами. Но на полпути к кухне она останавливается. – Выше голову. – Она перекидывает волосы через плечо. Они разделены пробором посередине, что придает ей сходство с индейской принцессой. – Роберт приготовил убойный «ёрш»… ну, ты понимаешь. – Она изображает обморок, и ее голос падает до шепота. Его трудно расслышать сквозь грохот музыки.

Я морщусь.

– Тогда я сама приготовлю себе выпивку.

Прежде чем она успевает ответить, я чувствую, как кто-то подходит ко мне сзади.

– А вот и она. – В следующее мгновение Генри разворачивает меня лицом к себе и кладет теплую руку мне на поясницу. Его пальцы впиваются в кожу, и я вздрагиваю.