Читать книгу "Лунная нить - Изабель Ибаньез"

Надо было проявить настойчивость. Лучше планировать. Больше делать. Но я действовала самонадеянно. Каталина права: груз ответственности, который несет кондеса, невероятно тяжел. Колени подгибаются, и я падаю на каменный пол.

Надо срочно что-то придумать. Может, попробовать связаться с другими иллюстрийскими пленниками? Быстро оглядев подземелье, я понимаю, что это бесполезно. Никого не видно и не слышно. Видимо, я в пустом крыле.

Думай, Химена. Соображай. Теперь, когда Аны больше нет (вздрагиваю от одной мысли об этом), мост больше не защищен ее магией. Теперь Эстрейя не только гарантирует Каталине победу: от нее зависит выживание иллюстрийцев. Как только Аток поймет, что может пересечь мост… Я содрогаюсь. Крепость выстоит, но, учитывая наши скудеющие запасы продовольствия, народ не сможет выдержать долгую осаду.

Я легонько бьюсь затылком о прохладные камни. Бум. Бум. Бум. Самое главное – свергнуть Атока. Если я найду Эстрейю, победа будет гарантирована. Но мне в любом случае нужно будет сообщить обо всем Каталине, чтобы она успела подготовиться к наступлению. А для этого нужен ткацкий станок.

Скрипит замок, и дверь открывается. Я отвлекаюсь от мыслей. В темноте раздаются тяжелые шаги, и я настороженно вскакиваю. Вижу чей-то силуэт. Это Руми: сутулые плечи, в руке корзина, одеяло под мышкой.

Принюхиваюсь. В корзине точно есть еда. Сыр и хлеб. С трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься к решетке и не вырвать еду у него из рук.

Руми останавливается перед дверью.

– Поздравляю, теперь тебя оставят здесь надолго. Если ты этого пыталась добиться своими вчерашними выходками, то задумка удалась.

Сжимаю кулаки. Что за невыносимый идиот!

– Если ты пришел позлорадствовать, то я не хочу это слышать, – отвечаю я.

Он тянется за ключом, висящим на ржавом гвозде.

– Я пришел по делу, кондеса. Но не могу отказать себе в удовольствии отметить твои безрассудство и глупость.

Я не ожидаю от него сочувствия. Но его гаденький тон и кислая, как молоко недельной давности, мина вызывают во мне лютую ярость. Я даже не пытаюсь справиться с раздражением: наконец у меня появилась возможность выместить накопившиеся переживания.

– Я не считаю, что заступиться за друга – это безрассудство и глупость, – говорю я. – Но в этом, видимо, и заключается разница между мной и тобой.

Я не слишком сильна в остроумных ответах, но зато с гордостью отмечаю, что мой голос звучит гораздо увереннее, чем я себя чувствую. Руми поворачивает ключ, открывает дверь и швыряет мне в лицо одеяло. Корзину с едой оставляет у двери.

– О да. Я согласен, мы совершенно разные.

– Однозначно.

Он окидывает меня холодным пренебрежительным взглядом, но мои запястья привлекают его особое внимание. Я прячу руки за спину, одновременно пытаясь прикрыть дыры в разорванном платье.

– Дай посмотреть.

– Убирайся отсюда! – вскрикиваю я.

Он подходит ближе.

– Покажи, где больно.

– Ándate a la mierda[30].

Я не должна показывать ему свои раны. Кожа разодрана. Сильно болит. Не хочу, чтобы он приближался, а тем более рассматривал мои ссадины.

– Ладно, – говорит он, убедившись, что я не уступлю. Дверь темницы с грохотом захлопывается за ним. – Тебе принесут горшок.

От мысли, что мне придется облегчаться в том же помещении, где и обедать, становится не по себе, но голод побеждает, и я съедаю целую марракету[31], белый сыр и бананы за один присест.

Приносят горшок. В свете факелов я вижу, как стражи садятся играть в качо, лаксанскую игру в кости. Их смех и болтовня долго не дают мне заснуть, поэтому я съеживаюсь в углу камеры и время от времени бросаю на них испепеляющие взгляды.

* * *

Через некоторое время возвращается Руми. Возможно, уже прошел целый день. Я уже успела обойти свою темницу вдоль и поперек несколько сотен раз. Хочется кричать от бессилия. Нужно срочно отсюда выбраться. От меня зависит судьба Каталины и всех иллюстрийцев. А я по-прежнему не представляю, как можно раздобыть ткацкий станок. Не говоря уже о том, что раны на запястьях превратились в серьезную проблему. Стало хуже: ссадины от веревки стали мокнуть, а там, где натерло сильнее всего, вздулись мозоли. Без правильной обработки может развиться инфекция. Она повлечет за собой лихорадку, и, заболев, я стану совершенно бесполезной. Ничто не может помешать выполнению моей миссии. Ничто.

Раздается громкий лязг открывающегося замка, и я резко оборачиваюсь. В коридоре появляется Руми с очередной корзиной. Странно. Один из стражей уже приносил мне еду; менять одеяло пока тоже не надо. Зачем он спустился сюда?

Он снимает ключи с ржавого гвоздя и входит в мою темницу.

– Пора разобраться с этим, кондеса, – решительно говорит Руми.

Страшно хочется достать оружие, но мне нечем обороняться, кроме своих измученных рук.

– Разобраться с чем?

Он медленно достает из корзины небольшой аккуратный сверток.

– Для чего это? – нахмурившись, спрашиваю я.

Руми разворачивает сверток, и я вижу сушеные травы. Кажется, он собирается лечить мои раны от веревки. Я отшатываюсь.

– Не смей трогать мои запястья.

Он будет грубым, и кто знает, что у него вообще в этой корзине? Если он что-то сделает неправильно, станет еще хуже. И тогда мне конец. Мне нужно все время быть начеку. И срочно достать ткацкий станок, чтобы отправлять Каталине послания. Если он одурманит меня чем-нибудь или приложит к ране неподходящее лекарство, мне придется долго восстанавливаться, а на это нет времени.

– Мне нужен лекарь.

Руми приподнимает бровь.

– Я и есть лекарь, глупая.

– Ты? – недоверчиво переспрашиваю я.

Мне как-то сложно это представить. Чтобы лечить людей, нужно их понимать. Внимательно слушать и уметь услышать, что именно беспокоит больного. А Руми, кажется, не отличается чуткостью. Правда, теперь я хотя бы могу понять, почему его одежда воняет жжеными листьями.

– Да, – отвечает он. – Я. Я владею магией Пачи. У меня мало времени, кондеса, и я не уйду, пока не обработаю раны. Лучше не спорить со мной.

Если он думает, что я добровольно отдамся ему в руки, то его ждет большое разочарование – лекарь он или нет. Я не собираюсь рисковать руками просто так: мне нужно ткать новые гобелены с секретными посланиями.

Руми делает шаг навстречу. Я отступаю. Оглядываясь, пытаюсь прикинуть, сколько шагов осталось до стены. Еще три – и я коснусь спиной холодных камней. Неожиданно у меня появляется идея – яркая и быстрая, словно падающая звезда. Я цепляюсь за эту мысль, будто она может решить мою судьбу. Впрочем, отчасти так и есть.