Читать книгу "Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище - Карен Ли Стрит"

– Нет-нет, это мое собственное творение. Когда у меня нет птиц для работы, я часто шью одежду. Надо заметить, таксидермия вдохновляет меня и в этом – ведь что может быть прекраснее изящного оперения птицы, сотворенного самой Природой?

– Как чудесно иметь подобный дар, – с легкой усмешкой сказала жена, сама – портниха отнюдь не из последних. – Многие попросту покупают все, что ни объявят модным дамские журналы.

– Возможно, – пробормотала мисс Лоддиджс, по-прежнему глядя вверх. – Великолепный орел, – наконец пояснила она. – Он совершенен и обликом и статью. Воистину, его следовало бы поместить не снаружи, а в стенах музея.

Проследив за направлением ее взгляда, я обнаружил, что речь идет о резном деревянном орле, водруженном над входом в Пенсильванскую академию изящных искусств[16].

– Ах, в самом деле. Работа Уильяма Раша[17], исключительно талантливого художника. По-моему, одна из самых выдающихся его работ – распятие, выполненное в натуральную величину и установленное в Церкви Святого Августина. Вероятно, время взглянуть на него у нас еще будет: именно там, в церкви, мы завтра встретимся с моим другом, отцом Кином, после того как он завершит занятия с учениками. Он знает, где мы сможем увидеть стаю странствующих голубей.

Услышав об этом, мисс Лоддиджс мигом развернулась ко мне и засияла от радости.

– Чудесно! Я так давно мечтала полюбоваться на них!

– Прошу, не забывайте: это все-таки не наверняка, – предостерег я. – Никто не в силах предсказать полет птиц с абсолютной точностью.

Мисс Лоддиджс, удивленно, словно не веря моим словам, вскинула брови.

– Да, разумеется, я понимаю. Но если я хоть издали увижу, как стая странствующих голубей затмевает небо, это уже кое-что. Спасибо, мистер По. Я бесконечно рада, что познакомилась с вами, – торжественно объявила она. – Но не войти ли нам внутрь?

С этими словами наша гостья, не дожидаясь ответных любезностей, устремилась к дверям.

Почти два часа исследовали мы Академию, обитель лучшей коллекции произведений искусства во всей стране, в коей были представлены работы европейских мастеров и современных американских художников. В тот день там проходила весьма впечатляющая выставка религиозного искусства, однако она не вызвала у мисс Лоддиджс ни малейшего интереса. С тем же равнодушием отнеслась она и к великолепным работам Клода Лоррена[18], и даже к предмету особой гордости Академии – «Смерти на коне бледном» Бенджамина Уэста[19], приобретенной за немалые деньги. Не привлекли ее внимания ни элегантные портреты кисти протеже Уэста Гилберта Стюарта[20], ни работы Томаса Салли[21] и Джошуа Шоу[22], и это несмотря на все мои старания объяснить, отчего все они заслуживают самой высокой оценки.

– Простите, мистер По, – наконец сказала она. – В детстве меня учили и рисованию, и живописи, и я, конечно же, понимаю, какое мастерство необходимо, чтоб написать портрет, где схвачена самая суть человека, или пейзаж, передающий дух местности от и до, но, боюсь, подобные работы нимало меня не трогают. Они так плоски, так безжизненны… Наверное, отсюда и мое пристрастие к таксидермии – к искусству наделять птиц бессмертием, сообщая им естественные позы, чтоб зритель мог разглядывать их со всех сторон и всякий раз видеть нечто новое. Если работа удалась, она пробуждает в зрителе своеобразное предвкушение – чувство, будто птица в любую минуту может взлететь.

Я даже не знал, как реагировать на признание гостьи в равнодушии к искусству живописи – многие на ее месте изобразили бы интерес из вежливости. К тому же и сам я не понимал ее страсти к созданию птичьих чучел: на мой взгляд, от ее творений явственно веяло смертью. К счастью, в беседу вмешалась жена.

– А как же иллюстрации мистера Одюбона[23]? – спросила Сисси. – Как по-вашему, удалось ему ухватить самую сущность натуры?

– Мистер Одюбон просто феноменален, – улыбнулась мисс Лоддиджс. – Действительно, мне очень нравится, как он изображает птиц, нередко – в движении или за добыванием корма. Это вдыхает в них жизнь и душу. Особенно восхищает то, что он изучает пернатых в естественной среде обитания – ведь я-то подобной возможности практически лишена.

– Похоже, работы Одюбона вам прекрасно знакомы, – заметил я, остановившись полюбоваться одним из портретов кисти Салли. На мой взгляд, искусство Салли было куда выше Одюбонова, однако мисс Лоддиджс, казалось, даже не замечала висевшего перед нею полотна.

– Полагая, что это поможет моей работе, отец подарил мне Одюбоновых «Птиц Америки» и «Птиц Европы» Джона Гульда[24]. Обе эти книги – настоящие сокровища, и я всесторонне изучила их. Конечно, иллюстрации в книгах Гульда феноменальны, однако манера Одюбона – позы его птиц, естественный фон – вдохновляет меня куда сильнее. Я изо всех сил стараюсь придать своим птицам такой же естественный вид.

– И это вам прекрасно удается, – откликнулся я.

Мисс Лоддиджс пожала плечами.

– Если птица помещена в стеклянный футляр, особой достоверности достичь затруднительно. Думаю, моя витрина с колибри – работа очень удачная, но вряд ли натуралистичная. Отец пожелал собрать немалую часть своей коллекции воедино – симптом скорее гордыни, чем пристрастия к науке, – и я уступила. Вообразила себе царство колибри, поразмыслила о его возможной общественной иерархии, и… Эти-то образы и отражены в моей композиции.